Хроники Свободного университета. Часть 1

Коллективных воспоминаний не бывает, а по жребию писать предисловие к хронике первого учебного года Свободного университета выпало мне. Вот почему я начну с личных воспоминаний о том, как все начиналось. Делаю я это не из сентиментальных соображений (хотя есть и такие). Мы поставили социальный, культурный и образовательный эксперимент. Мы не знаем, как долго этот эксперимент будет продолжаться, увенчается ли он успехом через несколько лет. Но даже если он провалится, мы обязаны сохранить для истории то, с чего начинали. Это тем более важно, что за минувшие два года в нашей жизни — и как частных лиц, и как коллег по Свободному, и как ответственных сограждан, произошли изменения, о которых мы могли подозревать, но на которые никак не могли рассчитывать.

Идею Свободного университета мы могли бы позаимствовать у коллег из Турции, которые покинули свою страну после прихода к власти в этой стране Эрдогана, но мы о них тогда, летом 2020 года, ничего еще не знали и действовали в предложенных нам обстоятельствах. В чем же состояли эти обстоятельства, которые привели людей, отчасти не знакомых друг с другом лично, в одно, общее теперь, виртуальное пространство? Елена Лукьянова работала профессором МГУ и Высшей школы экономики, была энергичным исследователем-конституционалистом, окруженным любящими коллегами — профессорами и учениками. Странно ли, что политическая группировка, принявшая решение сначала нарушить, а потом и фактически отменить действие Конституции РФ, лишила Лукьянову работы и статуса? Философы и, что особенно важно, специалисты по логике и аргументации — Юлия и Виктор Горбатовы — столкнулись с двойной проблемой: политическим давлением внутри ВШЭ и началом преследования со стороны государства за поддержку студентов, преследуемых за политическую активность. Точно в таком же положении оказался и автор этих строк. Критика российской правовой системы или культурной политики, анализ общественных отношений в масс-медиа стали основанием для давления со стороны администрации университета. Каждый из нас в отдельности не был политически ангажированным человеком, но захваченным, главным образом, своей работой в университете. Главным для всех нас была преподавательская работа, выстроенная на научных исследованиях — своих и, естественно, чужих. Публично мы разбирали доступные нам в рамках наших профессиональных интересов сегменты российского политического пространства. Елена Лукьянова — в области права, Горбатовы — в области философии и логики, я — в области политического языка. Один из нас — тот, кто, собственно, и свел всех нас в конце концов, был преподавателем философии в Вышке и одновременно заместителем главного редактора «Новой Газеты». Ныне эта газета стала самой известной в России, потому что ее главный редактор Дмитрий Муратов получил вместе с филиппинской коллегой Нобелевскую премию мира 2021 года. Но тогда, накануне недобровольного ухода всей нашей компании из университета, именно работа Кирилла Мартынова в газете помогла нашему начинанию задышать. Оказалось, что все мы — Елена, Юлия, Виктор и я — независимо друг от друга провели с Кириллом доверительный разговор о том, как было бы хорошо, если бы вдруг появился эдакий академический кооператив, в котором главными действующими лицами были бы только преподаватели и студенты, в котором не было бы иерархии, и деньги, если бы таковые сваливались на университет, распределялись бы по потребностям преподов, а так-то все вели бы только те дисциплины, какие хочется, и в том объеме, в каком этот труд терпим и переносим даже и без всякого вознаграждения. Мы знали, что такое преподавательский труд, сколько его стои́т за каждым аудиторным часом. Мы понимали, что перегрузка преподавателей в университетах, с которыми мы расставались, это важная часть управления и манипуляции нами: пока мы были государственными служащими, нам казалось, что эта нагрузка уравновешивается высокой зарплатой и статусом. И вот, почувствовав себя свободными, добровольно написав заявления об уходе, мы взалкали не свободы от университета, а свободы для университета. Но — другого, свободного от государства и его диктата для академии и профессоров. Если мы хотим, чтобы университет стал домом для наших студентов, профессора в нем должны быть свободны — от цензуры, от политического давления, от запрета выступать под маркой своего университета, даже если говоришь вещи, с которыми не все будут соглашаться. Мы хотим корпоративного и кооперативного единства, и это должно быть единство доверия и способность всех к свободной и уважительной дискуссии. Vivat Academia vivant professores! Мы, кстати, как-то сразу договорились, что все наши будущие преподаватели независимо от возраста будут называться профессорами — в смысле итальянского professore (учитель), потому что времени и сил каждый будет отдавать своим студентам и коллегам столько же. Так для чего и для кого нужна будет эта иерархия — преподаватель, старший преподаватель, доцент, профессор? Денег-то никто получать не будет. Ну, пока их и нет. А если будет, договорились мы на берегу, то по трудам и по потребностям своим: у нас же не будет бюрократии, отчетов перед министерством образования и науки, перед службой охраны и безопасности, или «первым отделом», или «куратором» от ФСБ-КГБ-НКВД. Все это мы с Еленой Лукьяновой помнили по МГУ советских лет.

Но я не сказал, может быть, о главном на тот момент. О невероятном везении нашей компании. Ведь перед нашим уходом из университета в самом разгаре была пандемия. Меня, например, начали склонять, прессовать, мурыжить и обвинять в политической неблагонадежности с поздней осени 2019 года. По счастливому стечению обстоятельств, грянувший COVID-19 вскоре перевел весь наш университет в онлайн. Первые недели в ZOOMе были страшно трудными. Для большинства студентов, живших в довольно стесненных условиях, это была мука. Хорошо и прекрасно было только тем, кто смог разъехаться по родительским домам, где детям предоставили все условия для занятий. А вот тем, кто остался вдвоем-втроем в комнате в общежитии, или снова вернулся в тесноту родительской квартиры с младшими братьями и сестрами, для таких онлайн-занятия стали мукой. Нам же удалось за это время провести несколько семинаров по техникам онлайн-работы. Пандемийная неволя стала кузницей нашей свободы. Вот как объяснила в 2020 году Елена Лукьянова, из чего возник Свободный:

Из специфики пандемических ограничений и из так называемой попытки деидеологизации российского образования. Из увольнений сильных, медийных и свободных преподавателей из Высшей школы экономики. «Весной 2020 г. мир столкнулся с крупнейшим за десятилетия кризисом образовательной системы. Мир пережил локаут-локдаун, а мы впервые за нашу профессиональную жизнь не могли говорить со студентами лицом к лицу. Никто не объяснял нам, как заменить аудиторию с кафедрой и стульями на равноценную площадку в интернете и как сделать осмысленными занятия в новых условиях. Мы научились этому сами. Оказавшись на переднем крае глобальной кризисной трансформации, мы обнаружили также, что можем делать свою работу без бюрократических институтов, больше мешавших, чем помогавших нам. Мы узнали, что конференция в интернете уравняла в правах богатейшие государственные структуры и частные компании. Именно поэтому профессора и преподаватели разных университетов, объединяются, чтобы работать со студентами по-новому», — говорится в манифесте Свободного университета1.

Весной 2020 только Елена Лукьянова находилась вне Москвы, в Риге, если и не как политическая, то уж точно — как академическая эмигрантка. Горбатовы и мы с Кириллом находились в Москве. Сегодня, в начале лета 2022, вся пятерка сооснователей Свободного находится за пределами РФ, вот почему я довольно подробно рассказываю о разговорах и виртуальных встречах в Москве, где карантин назывался тогда «добровольной самоизоляцией».

Собирая нас, Кирилл Мартынов просил фиксировать моменты нашего становления в его газете. 24 августа, незадолго до старта, уже из Греции, куда я улетел в июле, я написал для «Новой газеты» колонку под названием «В защиту университета». Через пять дней я напишу заявление об уходе. Еще через несколько дней уволят Горбатовых, через полгода — Мартынова.

Сейчас все пишут о кризисе университета как институции. Пандемия, говорят, усугубила этот кризис: вместо личной встречи в аудитории какие-то онлайн-конференции без запаха и вкуса, без телесного присутствия. Но есть и другой кризис — идеологический. Из разных стран приходят сообщения о чистках в университетах: на том берегу Атлантики могут прогнать человека, который выражает несогласие с новым идеологическим девизом или, к примеру, сорок лет назад жеребятничал, по нравам тогдашней эпохи, а теперь его жертвы прозрели и решили выжить своего бывшего кумира из университета. На наших берегах Черно-Белого моря преподу могут быть вменены другие прегрешения, достойные увольнения. Например, политический или профсоюзный активизм, недостойные высокой и чистой науки.

Противники университета как столпа западной цивилизации знают, что именно в его недрах готовится зелье, которое убьет привычное мироустройство — не сейчас, так через поколение. Университету некуда спешить: этот институт пережил почти за тысячу лет своего существования несколько типов государства, более или менее успешно находил средства для продолжения своего существования, а в развитых странах, несмотря на все эксцессы, остается для большинства населения более авторитетной инстанцией, чем любой государственный орган.

Президент одной весьма могущественной державы заметил однажды, что втайне считал выборы главным редактором университетского юридического журнала бóльшим своим достижением, чем занятие должности президента страны.

Простой человек не обязан понимать, отчего это так. Но университет не для простого человека. Это корпорация, дух которой отвергает простоту как ценность. Электрическая лампочка не должна обслуживать стеариновые свечки. И точка. Страны, в которых этого не понимают, обречены на глобальное поражение. Они могут потрепыхаться, воруя чужие интеллектуальные достижения, но не слишком долго. Вот почему так тревожно повсюду в мире, когда кризис университета начинает охватывать и развитые страны. В странах третьего мира это развязывает руки тем, кто подозрительно относится к университету не только как к кузнице кадров, но и, прежде всего, как к кухне новых идей.

У властей таких стран появляется непреодолимое желание поуправлять университетами. Понадзирать: да те ли люди там преподают, да то ли они там преподают нашей молодежи?

В нацистской Германии контроль над университетами устанавливался под лозунгом борьбы за подлинную науку и против разрушительного политиканства. Двенадцать лет продержалась концепция «университет вне политики». В 1946 г. Карл Ясперс в нескольких выступлениях обосновал принципы университетской жизни будущей Германии. Ясперс напомнил, что университет называется так не потому, что это учебное заведение, которое охватывает все науки, а потому только, что студенты и преподаватели развернуты друг к другу в стремлении совместно изучать целостность этого мира.

А эта нацеленность на целое обостряет острую потребность общаться между собой, исключает для университета малейшую возможность избежать политического.

«Врач, учитель, администратор, судья, священник, архитектор, организатор бизнеса — все они заняты в своей профессии целостным человеком, со всей совокупностью условий жизни, пусть каждый из них и видит ее под иным углом зрения, чем остальные. Голая подготовка к профессии делает сами эти профессии бесчеловечными, если только она не ведет к целому, если она не делает этот путь „философским“», — говорит Ясперс. Вот почему, кстати, университетские степени PhD — это «доктор философии» в той или иной дисциплине.

Свобода университетской жизни, признает Ясперс, и в том, что студент имеет право на неудачу и отставание. Свобода — это риск. И университет открывает разуму и спорам все то, с чем человеку приходится сталкиваться в жизни. «Стоит только университету объявить какое бы то ни было мировоззрение правильным, любой экзамен по любой дисциплине превратится в отчет о соответствии студента этому правильному мировоззрению, а вовсе не чистой науке».

Исключить из университетской коммуникации политику — это все равно что запретить студентам и профессорам вино и секс, путешествия и общение. Политика — часть той целостной коммуникации, без которой нет университета, который создан для того, чтобы менять общество к лучшему. Иногда эти перемены болезненны, но без них — смерть2.

К началу сентября 2020 нас уже далеко не пятеро. В газете «Троицкий вариант» Наталия Демина публикует 8 сентября, когда занятия еще не начались, несколько интервью первых преподавателей Свободного. Еще шел отбор заявок. Первый курс стартовал 17 сентября.

В их ответах вся палитра настроений. Скоро — кому через полгода, кому через год или даже два — большинству из этих коллег придется уйти. Но пока еще мы не теряем надежды. Некоторые сайты, на которых размещались в том числе и весьма подробные рассказы первых наших преподавателей, перестали существовать, но всемирная паутина все еще остается живучей субстанцией, и дух первых программ не выветривается.

Отвечая на вопросы Наталии Деминой, первые профессора Свободного так представили свои программы.

«Это возможность прочитать именно тот курс, который хочешь»

Дмитрий Дубровский, канд. ист. наук, политолог:

— В чем состоит ваш личный манифест как преподавателя?

— Мой личный манифест отличается от манифестов коллег — меня, правда, уже увольняли из СПбГУ, но меня лично пока в НИУ ВШЭ никто не ущемлял; однако, с другой стороны, «Свободный университет» — это возможность прочитать именно тот курс, который ты сам хочешь, а не тот, который нужен работодателю или на который «больше спрос». Мы свободные художники и будем с удовольствием читать именно то, что хотим.

— Какой курс или курсы вы собираетесь вести?

— «Академические права и свободы» и, думаю, «Права человека и гуманитарное и социальное знание». Последний пока не заявлял.

— Каким видите будущее университета?

— Будущее университета я вижу так: наши выпускники будут успешны, наши рекомендации будут равноценны официальным дипломам. Здесь можно вспомнить о Еврейском народном университете в Москве в 1970–1980-е годы (неофициальные математические курсы, заложившие основу Независимого московского университета. — Наталия Демина). Мы не конкуренты официальному образованию, мы работаем параллельно, и, возможно, все они исчезнут, а мы останемся.

«Знание и наука — самая свободная часть культуры»

Сергей Зенкин, доктор филологических наук, член Европейской академии

— Почему вы решили присоединиться к проекту «Свободный университет»?

— Наряду со «Свободным университетом» я продолжаю преподавать в двух других (РГГУ и НИУ ВШЭ) и по-прежнему глубоко уважаю и ценю многих работающих там коллег. Но, к сожалению, академическая среда в государственных вузах ухудшается из-за бюрократизации: моральный авторитет ученых уступает главенство безличным алгоритмам, с помощью которых государство пытается (бесплодно) программировать и оценивать науку и образование; а в последнее время у этой административной системы появилась еще и функция политической цензуры — практически неизбежное следствие бюрократизации. Надеюсь, новый независимый университет составит альтернативу такой системе.

— В чем состоит ваш личный манифест как преподавателя?

— Мой личный «манифест» сводится к напоминанию о том, что знание и наука — самая свободная часть культуры, и меня больше всего интересуют те ее теоретики, которые сознательно развивали и развивают эту свободу, не подчиняя ее сиюминутным нуждам и вымыслам. А потому и свою собственную задачу я вижу в том, чтобы учить свободному и ответственному прочтению их трудов.

— Какой курс (курсы) вы собираетесь вести?

— Мой первый учебный курс в СУ будет называться «Ролан Барт и проект активной филологии». Казалось бы, тема частная — толкование трудов одного знаменитого теоретика. Но «активная филология», о которой Барт заговорил в 1970-х годах, предполагает пересмотр многих привычек гуманитарных наук: она сосредоточена на том, как знаки культуры взаимодействуют с людьми, какие силовые, а не только смысловые эффекты возникают при этом взаимодействии, включая сюда и политическую критику культуры. Сам Ролан Барт стал уникальным примером современного теоретика, то есть эмпирического — а не собственно философского — мыслителя. У него многому можно поучиться.

— Каким видите будущее университета?

— Детерриториализированный университет, не имеющий институциональной привязки и устойчивого места в реальном пространстве (только онлайн-занятия и редкие встречи в офлайне), — рискованное предприятие, ему грозит опасность превратиться в необязательные курсы для безответственно-любопытствующих дилетантов. Если удастся наладить не только передачу знаний, но и их контроль (в пределе это рано или поздно должно быть присвоение степеней и выдача дипломов), тогда предприятие можно будет считать успешным.

«Высшему образованию нужно быть более гибким»

Андрей Десницкий, доктор филологических наук, ведущий научный сотрудник Института востоковедения РАН

— Почему вы решили присоединиться к проекту «Свободный университет»?

— Мне очень понравилась эта идея; мы с женой уже пять лет ведем свой собственный проект, который называется «Ваганты». Но он очень камерный, в основном для детей и немножко для взрослых. В «Свободном университете» — сейчас это пока лишь идея — я увидел ровно то, что мне нравится в онлайн-образовании и побуждает вести свой собственный проект: общение напрямую преподавателя и студента. Конечно, техническое и административное посредничество будет, но минимальное, а не тот колоссальный груз, который сейчас давит на любого университетского преподавателя и, прямо скажем, пугает. Когда заходили разговоры о введении нового курса в вузе, а тем более об открытии кафедры, то я представлял себе, сколько административных бумаг придется перелопачивать, какие сопутствующие административные вещи придется брать на себя, и отказывался, а здесь есть возможность общаться со студентами напрямую.

Я бы назвал этот проект преподавательским «Убером». Не все мои коллеги согласны с этим образом… Ведь что такое «Убер»? Там нет таксопарка, есть только водитель и пассажир, и они находят друг друга при минимальном посредничестве агрегатора. У других коллег — другое видение этого проекта. Мы между собой еще не договорились и, может быть, никогда не договоримся. Каждый будет работать немного по-своему, и это нормально.

— В чем состоит ваш личный манифест как преподавателя?

— Я разделяю то, что написано в манифесте «Свободного университета». Могу добавить, что, на мой взгляд, традиционный университет во многом утратил право на эксперимент в образовании. Он всё больше и больше становится конвейером, где сначала задаются параметры, потом штампуются студенты, и выпускники на выходе видят, что и жизнь, и наука, и та сфера, где они будут работать, очень сильно ушли вперед по сравнению с тем, что им преподавали. Я думаю, что высшему образованию нужно быть более гибким. Эксперименты в образовании в 1990-е годы позволили сделать потрясающе интересные средние школы в России. Хорошо бы и в высшей школе нам что-то такое удалось, пусть это даже будет не официальная высшая школа, а какой-то онлайн-проект.

— Какой курс (курсы) вы собираетесь вести?

— У меня заявлен один курс. Я об этом проекте узнал 30 августа. Причем, кажется, не только я, но и многие другие. Так что я пока заявил идею курса. Мы долго консультировались с коллегами, и я его назвал «Авраамический монотеизм: идеи и институты». Во-первых, я читал публичные лекции, где эта тема затрагивалась. Во-вторых, появились интересные, пусть спорные, публикации. Энциклопедия по Средневековью под редакцией Умберто Эко, книги Харари… Они пользуются большим спросом у думающих академических читателей, потому что давно известные вещи излагают с другой стороны: не история государств и вождей, а скорее история идей. У нас есть литература, история, религиоведение — устоявшиеся дисциплины, а вот бы задуматься о том, почему идея единобожия, причем именно авраамическая (ведь было много разных проектов) победила в истории человечества? Почему подавляющее число землян себя ассоциирует с одной из авраамических религий? Значит, что-то в этой идее — некогда странной и непопулярной — было такое, что привлекло людей и помогло им. А если это им помогло, значит, идея породила институты. Причем их было много, и они были разными. Как это всё работало?

— Каким видите будущее «Свободного университета»?

— Я не знаю, надо попробовать. Мне кажется, что у разных участников разное видение дальнейшего развития. Для кого-то это прообраз нового университета традиционного типа со своим зданием, лекториями, библиотекой. А для кого-то это онлайн-кооператив, где разные люди будут слушать, а другие преподавать, и слово «Убер» здесь уместно. Люди будут встречаться по принципу: «А кому этим интересно заниматься? Кто готов в этом участвовать?»

«Свободный университет — это демонстрационная модель современного университета»

Ян Левченко, культуролог, филолог, критик (Ph.D. Тартуского университета, Эстония) высказал важное для всех участников проекта соображение: для связи со Свободным вовсе не обязательно разрывать отношения с официальным учебным заведением.

— Почему вы решили присоединиться к этому проекту?

— Я вхожу в периферию инициативной группы, так как меня все еще не вышибли, — возможно, этот аттракцион слегка отложен. В любом случае, я надеюсь, что раз новый проект называет себя Свободным Университетом, на входе в него не будет вахты, которая строго спросит: «А ты расторг отношения с официальными институциями?»

— А вы бы что-то хотели добавить от себя к манифесту, который был опубликован Свободным университетом?

— Мне кажется, что манифест риторически достаточен, было кому его сделать таким. Не в плане добавления к манифесту, а в виде комментария: России остро не хватает самоорганизующихся структур. Об этом отчасти сказано в опубликованном манифесте, но я бы хотел сделать акцент на противопоставлении grassroots и вертикальной организации. Свободный университет — не первая и не единственная, но важная инициатива, которая подтверждает то, что российские академики должны продемонстрировать горизонтальное производство знания. Вертикальные структуры в России по умолчанию считаются ключевыми — тут солидарны и заказчики программ (государство), и акторы, которые в этом поле работают. Иерархия дана как бы от Бога, с этим спорить нельзя. Тогда как это абсолютная чепуха. Многие из нас и сейчас полагают, что надо написать доброму царю, и он разберётся, всё будет опять хорошо. То есть мы опять будем неплохо есть, а если плохо, то, по крайней мере, гарантированно. Как 30 лет назад пела уральская команда «Наутилус»: «Нищие молятся, молятся на / То, что их нищета гарантирована». Между тем, знание устроено иначе. Оно более гетерогенно, у него дискуссионные отношения с так называемой вечностью, оно изменяет себя и других, ломается и восстанавливается, умирает и возрождается там, где не ждут. Знание не канонизирует прошлое, а реконструирует и перезагружает представления о прошлом. Потому что без нас нынешних и надежды на будущее прошлое не имеет смысла.

— А какой курс вы будете преподавать или курсы?

— Я предложил курс, который никогда не читал в Вышке, но уже обкатал в другом месте. Он посвящен авторскому кино XX века и его влиянию на массовую культуру. Я занимаюсь визуальными исследованиями, это вполне бесполезно и вряд ли будет интересно большому числу людей. Я не конкурирую здесь с правоведами-конституционистами, специалистами по политической риторике и логической аргументации, просто предлагаю, что уже готово и что мне интересно. Так вышло, что в Вышке в прошлом году я записал два онлайн-курса. В известном смысле я «пуст», мне пришлось инвестировать довольно много знаний и сил в эти курсы. Я не один такой, Вышка переходит, как многие другие российские вузы, на частичный онлайн. Эта новация возникла до пандемии, которая этому процессу помогла. И мы все встали на конвейер записи курсов: записал — придумывай дальше или вали. Семинары, справедливости ради, останутся, а лекции — это уходящая натура, которая туда и дорога. Раз в месяц должна проходить лекция какой-нибудь знаменитости, пленарное событие, а студентам надо делом заниматься, а не по 8–10 часов в аудитории просиживать. Но нагрузка в российском вузе — трагикомичная тема: ты и так получаешь минимальные деньги, а тебе говорят: извини, давай новые курсы, если старые ты уже апгрейдил и записал. Мы записываем что-то, а потом начинаем хлопать себя по карманам и паниковать: а где же все, что я знал и продавал из года в год? Оно записано, выдавай новый продукт! Так что для перспективной программы Свободного Университета я тем более не могу себе позволить что-то готовое, вышедшее в тираж. Пытаюсь соблюдать баланс привлекательности темы и своих весьма ограниченных возможностей.

— А каким вы видите будущее Свободного университета?

— В России сложно прогнозировать, есть более или менее беспочвенные надежды. Но если будут сохраняться какие-то шурфы со свежим воздухом, то мы сможем с ними договариваться, вызвать интерес у потенциальных заказчиков. В том числе, в рамках даже государственных или муниципальных проектов, ведь частного участия уже почти нигде нет, чего уж там, ему не до жиру, не до непрофильных активов. Хоть и нельзя верить государству, но и зарекаться не стоит. Рассчитываем и на интерес клиентов — то есть аудитории университета. В конце концов, краудфандинг — это последнее, что можно взять и заблокировать. Сейчас, кажется, самое главное — показать что можно, если от вашего участия отказались, не ломать руки, не устраивать истерику, а собраться и зарядить друг друга поддержкой. Обычно тогда это вызывает еще чей-то сторонний интерес.

Первое время такому университету лучше быть бесплатным, чтобы его создатели могли показать иную логику, чем та, которую им навязывают. Нынешний образовательный рынок устроен довольно-таки одномерно, сколько бы ни было разговоров о новых вызовах. Есть инвестор, полагающий, что этого статуса достаточно. Есть клиент, убежденный, что ему обязаны что-то предоставить. И есть нанятый работник, на два фронта повторяющий: «Чего изволите?». Это шизофренический тупик, в котором производство знания заменяется производством рейтингов для одних и бессмысленных красных дипломов для других. Так что Свободный Университет — это демонстрационная модель современного университета. Что-то вроде сознательной утопии университета для современной России, где правовая и институциональная поддержка такого проекта пока невозможна3.

Первого сентября 2020 года изданию Wonderzine рассказала о Свободном Юлия Горбатова4.

Идею проекта и начало работы Юлия обрисовала так:

С одной стороны есть академические университетские рамки, которые существуют в современной российской высшей школе, где есть некоторые стандарты, требования и много отчётности. И очень много довольно сомнительных правил, которые требуется соблюдать преподавателю, которые придуманы не в интересах студентов, не в интересах преподавателей, а исключительно в экономических и бюрократических интересах, о которых ни студенты, ни преподаватели знать не знают, но которыми они очень ограничены.

С другой стороны, как мы выяснили благодаря локдауну, существуют разнообразные способы работать со студентами онлайн. Нас и тех коллег, кого я знаю лично, опыт занятий онлайн совершенно не разочаровал. Мы отлично справились. Более того, мы увидели в этом очень эффективный инструмент.

Эти два обстоятельства вместе позволяют нам сформулировать что-то вроде такой идеи: можно создать университет, свободный от бессмысленных требований, где студенты и преподаватели на равных свободно обмениваются информацией, которая им интересна.

Обрисовав привычные ограничения и нормативы:

так называемые ФГОС (федеральные государственные образовательные стандарты нормативы), которым должны соответствовать все курсы. Есть определённое количество часов, которое отводится на тот или иной курс. Есть требования к содержанию программ и к их бюрократическому оформлению для того, чтобы потом отчитываться, например, перед министерством образования. Они мало имеют отношения к тому, что происходит на самом деле, но это очень много разнообразной бумажной работы. Есть разные ПУДы (программы учебной дисциплины. — Прим. ред.), БУПы (базовые учебные планы. — Прим. ред.), РУПы (рабочие учебные планы. — Прим. ред.) и прочие интересные аббревиатуры, которые обозначают разные требования. То есть очень много бумажных требований, которым сначала надо соответствовать и по которым потом надо отчитываться),

— Юлия Горбатова объясняет:

Это не приносит пользы ни преподавателю, ни студенту. Как правило, это всё нужно потому, что спущено сверху. Потом приходится крутиться, чтобы это превратить в человеческий живой курс.

Кроме того, в обычном вузе студенты не очень могут выбирать, что они будут слушать. За них это решают другие «взрослые» люди, ректорат, деканат и прочие. Есть набор курсов, которые студенты должны слушать, и отклониться от программы нельзя. В Высшей школе экономики есть некоторая свобода, потому что можно пачками выбирать курсы помимо основной программы. Но, тем не менее, это всё равно не совершенно гибкая система, как во многих западных вузах, где помимо базовых предметов студент выбирает всё самостоятельно. Что ему интересно, то он и выбирает.

Здесь, если ты хочешь слушать такой курс, как мы делаем с мужем Виктором Горбатовым, «Основы логики и аргументации», но у тебя его нет в программе — ты его никогда не услышишь. Если ты хочешь слушать курс, который есть у одного преподавателя, ты не можешь себе этого позволить, потому что вашему факультету назначили другого преподавателя — и ты будешь его слушать, хочешь ты этого или не хочешь. Если в соседней аудитории читает преподаватель лучше, ты не можешь к нему перейти. Всё это не очень удобно и, прямо скажем, не в интересах студентов сделано.

Юлия Горбатова указала в своем интервью и на опасность, от которой Свободный в первый год своего существования был, может быть, несколько дальше, чем станет два года спустя. Во всяком случае, сейчас, летом 2022, я вижу в этих словах коллеги все еще очень актуальное предостережение:

Часто курсы создаются потому, что пришли какие-то солидные люди, может быть, чьи-то знакомые, но это не обязательно, и они умеют что-то читать, они всю жизнь это читали, по 30–40 лет. Такой курс ставят студентам — неважно, что курс несовременный, неважно, что он никому не нужен, — зато это известный человек, и курс добавляют в программу. От этого страдают в первую очередь студенты. Они, конечно, слушают широко известного в узких кругах человека, но пользы от этого абсолютно никакой, он совершенно не собирается свой курс менять. Под студентов он тоже не собирается подстраиваться.

Вообще российская вузовская система очень патерналистская. Где преподаватели — это взрослые люди, а студенты — немножечко дети неразумные. Преподаватели сверху вниз к ним относятся, а администрация сверху вниз относится к преподавателям. Такая сложная иерархическая система, которая предполагает, очевидно, не очень много свободы. Почти никакой. Если свобода и есть — это скорее добрый жест со стороны начальства или преподавателей, а не потому, что так устроено с самого начала. То есть всегда можно забрать обратно эту свободу и сказать: «Всё, её больше нет». Мы хотим всего этого избежать».

Мы с Виктором Горбатовым берём с небольшими изменениями тот курс, который читали в Высшей школе экономики: «Основы логики и аргументации». Ничто нас не сдерживает, это наш собственный курс, мы его разработали. Конечно, мы его изменяем, только в том смысле, что он будет онлайн, а не офлайн.

С другой стороны, изменения всегда есть, поскольку из года в год, даже если есть официальная программа, содержание курса очень часто меняется. Поскольку мы говорим об аргументации, это предполагает, что мы берём современные, сейчас живо обсуждаемые темы и на их примере смотрим, как строится аргументация. Здесь часто бессмысленно брать обсуждения даже полугодовой давности. Мы берём всегда то, что обсуждается сейчас, рассматриваем, интерпретируем, препарируем с точки зрения логики и теории аргументации.

Юлия и Виктор Горбатовы исходили при строительстве нашего виртуального проекта из определенного образа студентов и институции:

Наш университет не бюрократическая институция. Мы скорее называем его университетом от латинского слова «объединение» и подразумевая свободу, которая в университете предполагается. Дипломов мы, естественно, давать не будем.

Мы понимаем, что есть студенты, которые учатся где-то, и им, может быть, не хватает каких-то знаний, навыков или им просто что-то интересно. Мы будем подстраиваться в первую очередь под них. Мы планируем вести наши занятия вечером, с учетом того, что у студентов есть основная нагрузка, а к нам они потом придут добровольно и из любопытства. Соответственно, это не такие же требования как от обязательного курса. Предполагается, что слушатели будут участвовать в процессе и в конце их ожидает финальная проверочная работа, не обязательно письменная. Возможно, это будет практика, мы любим дебаты, например. Что-то в конце точно произойдёт. Но оценку студенты за это не получат, зачётов у нас нет. В смысле отчётности, которая обычно вполне бюрократическая, у нас всё будет иначе.

2 сентября 2020 в интернет-издании «The Village»5 представил Свободный и animus movens проекта Кирилл Мартынов:

Свободный университет, простите за пафос, — шаг к формированию свободного гражданина. Я не уверен, что мы должны давать рыночный навык, который немедленно конвертируется в карьеру. Мы будем двигаться в сторону soft skills, умения решать задачи нетипичным способом, социального лидерства. У нашего проекта нет никакой подоплеки, кроме образовательной. Если многие из нас критично настроены к происходящему в России, это не значит, что мы превратим университет в агитацию.

У нас нет жесткого гайдлайна по отбору студентов. Я бы мечтал, чтобы в моей группе (курс Мартынова называется «Введение в политическую философию». — Прим. ред.) был баланс из студентов российских и зарубежных вузов и тех, кому по какой-то причине важно заниматься политической философией. Мне нравилось, когда ко мне на пары приходили обсуждать анархизм одновременно востоковеды и математики.

К студентам собираемся относиться строго. Обучение у нас не будет похоже на Coursera и подобные проекты. В ближайшие дни опубликуем полные программы в PDF-файлах. У каждого курса разная структура и сроки — пара месяцев или семестр. Некоторые преподаватели хотят совмещать онлайн- и офлайн-обучение — собираться в дружественных помещениях. Писатель Дмитрий Быков, например, планирует проводить занятия в лектории, где он часто выступает. А мне предложил помощь бар «Сова и медведь» на Покровке, в котором я часто бываю. Написали, что у них утром пустует помещение и я могу его использовать как лекционный зал.

Увы, в дальнейшем очная, или, точнее, офлайновая составляющая была приостановлена сначала пандемией, а потом и усилившимися политическими репрессиями — увольнением преподавателей и выдавливанием их за границу. Два года спустя все сооснователи Свободного окажутся за пределами Российской Федерации.

Кирилл Мартынов объяснил, за счет чего профессора Свободного университета будут преподавать бесплатно:

Основными источниками финансирования Свободного университета, очевидно, станут краудфандинг и спонсорство. В ближайшие недели мы организуем публичные лекции, чтобы привлекать к проекту внимание. У Свободного университета пока нет хорошего маркетинга, но нам готовы помогать многочисленные союзники, пусть и небольшими деньгами.

Сейчас нас поддерживают даже те, кто сначала отнесся к проекту скептически. Среди них — один из основателей ВШЭ, в понимании которого мы должны были сначала получить крупный грант от европейских властей, а уже потом делать заявления. Никаких грантов у нас нет, но меня это устраивает, потому что это тоже форма свободы: мы сами решаем, с кем сотрудничать. Для студентов обучение бесплатное, но мы попросим их сделать символические пожертвования.

Некоторые наши преподаватели безработные или почти безработные, поэтому для них доход критически важен. Расходы на онлайн-обучение минимальные, поэтому мы планируем значительную часть собранных денег — трудно пока оценить какую, может, 80–90 % — распределять пропорционально количеству курсов у преподавателей.

Сейчас идет дискуссия, как нам сделать систематическую учебную программу. У нас большой резерв курсов, которые мы готовы запустить позже, а когда их будет четыре-пять десятков, придется придумывать, как все это администрировать.

На первом этапе в Свободном не было еще ни цехов по дисциплинам, ни менеджмента. Люди приходили в Свободный, почувствовав себя на свободе.

Кирилл Мартынов:

Когда мы отбирали преподавателей, мы отталкивались от трех соображений. Во-первых, приглашали тех, у кого очень хорошие отзывы от студентов. Большинство публичных людей, объявленных в нашей программе, как раз из этой категории. Дальше — интерес самих преподавателей. Например, Сергей Зенкин, выдающийся специалист, видимо, давно хотел прочитать курс конкретно по Ролану Барту — центральной фигуре в литературной теории XX века. И он, собственно, это сделает у нас, потому что может и хочет.

Другая часть — молодые исследователи, которые делают полезные курсы, но по каким-то причинам в официальную академию не попали. Типичный пример — Элла Россман с курсом о гендерных перспективах в гуманитарных науках. Спрос у студентов «Вышки» на него был очень большой, но формально Россман не хватило сертификата, чтобы провести эту программу. В итоге ее проведем мы, потому что считаем, что это важно.

Задачу своего курса Элла Россман описывает так:

Представить слушателям разных гуманитарных специальностей базовые подходы в области гендерной теории и методологии, которые студенты смогут в дальнейшем использовать в своей исследовательской работе, в частности, при анализе источников.

В фокусе курса — процессы конструирования и деконструкции гендерных различий, а также ролей и порядков в социуме, теории и методы, которые позволяют нам эти процессы фиксировать, — и анализировать, какое отражение они находят в произведениях искусства, художественной литературе, различных медиа и архивных документах. Курс состоит из двенадцати семинаров, который будут длиться по 2–2,5 часа с перерывом. Занятия будут проходить в формате дискуссии о прочитанных текстах и домашних заданиях (1,5–2 часа), иногда к ним будет добавляться небольшая (до 30 минут) вводная лекция.

Кирилл Мартынов продолжает представление первых курсов Свободного:

Кроме того, мы выбирали курсы, которые, по нашему мнению, могут быть сейчас важны для студентов: тот же курс Анны Ривиной из «Насилию.нет» о семейном праве. Изначально она делала его в Московской юридической академии для слушателей, которые готовы были помогать тем, кто пострадал от домашнего насилия, но с ней не продлили контракт.

Дмитрий Быков вообще к вузу никакого отношения не имеет; математик Андроник Арутюнов просто сказал, что ему интересно с нами посотрудничать, а нам и правда нужны нормальные курсы по математическим дисциплинам для социальных наук, потому что их мало где читают. Поэтому уже сейчас это точно не кружок обиженных.

Можно сказать, что сам режим работы Свободного, не обремененного на первых парах заботой о зарплате сотрудников, не только сделал нашим временем преимущественно вечерние часы, но и принудил некоторых преподавателей к выбору рекурсивных тем. Так, Сергей Наранович, именно в этом ключе разработал такую тему: «Стоицизм и выборы нашего времени»:

В начале XXI века стоицизм переживает второе рождение: тысячи людей участвуют в ежегодной Stoic Week, многие из них по всей планете объединяются в стоические сообщества. Чем обусловлен этот взрыв популярности философской школы, возникшей более 2300 лет назад? В рамках предлагаемого курса мы попытаемся ответить на этот вопрос, для чего обратимся к истокам Стои и историческому контексту, в котором жили и философствовали первые стоики. Обсудив, как формировалось стоическое учение в ответ на полисный кризис эпохи эллинизма и какую роль оно играло в противостоянии римского сената императорской власти, мы яснее увидим, какие проблемы ставит перед стоицизмом сегодняшний день.

На следующем этаже Свободного разместились в первый же год его существования два блока — право и математика.

Право — со всеми его отраслями — важнейшая опорная точка Свободного. Собственно, большая волна увольнений и началась с профессоров, занимавшихся конституционным правом — рискованной научной специальностью в условиях, когда хозяин государства решает поиграть с Конституцией ради сохранения единоличной власти. Кроме Елены Лукьяновой с курсом «Конституционного права», в первом же семестре приняла участие Екатерина Мишина, до 2015 года работавшая вместе с Лукьяновой на кафедре конституционного права факультета права Вышки, разгром которой начался летом того же 2020 года. Ее тема: «Сравнительное конституционное право: вертикальная компаративистика». В центре внимания — эволюция конституционных систем ряда стран Европы, США и некоторых постсоветских государств и анализ их современных Конституций.

Математик Андроник Арутюнов предложил курс «Теория вероятностей»:

Цель курса — дать общее представление о теории вероятности для студентов, специализирующихся в гуманитарных специальностях. Курс построен по модульному принципу и состоит из нескольких самодостаточных, но связанных разделов. В курсе расскажем о теории вероятности, как важной составляющей жизни и современного научного метода в самых разных вопросах. К продвинутым разделам будет даваться необходимые вводные математические знания. Основная идея курса — не только дать базовые знания по теории вероятности, но и показать, как они работают в прикладных, в том числе и повседневных, задачах.

Наконец, трудно представить себе университет без заявки на серьезный курс экономики. С первого семестра 2020/21 учебного года такой курс предложил Владислав Иноземцев. Лично у меня чтение программы Иноземцева совпало с чтением программы Аси Штейн о мифе с семиотической точки зрения, как об особом культурном феномене и языке описания мира.

Курс знакомит с современным структурным подходом к мифу и ритуалу, дает представление об основных точках зрения на теорию мифа, от Тейлора до Леви-Стросса. Студенты получат представление о современной теории мотива и специфике функционирования мотива в мифологическом тексте. Практические занятия будут заключаться в медленном чтении и мотивном анализе аутентичных мифологических текстов и построении авантекста.

А ведь и курс Иноземцева, посвященный истории становления современной мировой финансовой системы в исторических очерках и распространенных мифах, это и академическая дисциплина, и — важный социокультурный эксперимент. Иноземцев построил свой курс как цикл детективных сюжетов, в которых неизбежное и закономерное в становлении нынешней финансовой системы переплеталось с вспышками социально-политических психозов, с безумием субъективных воль.

Среди наших студентов обязательно найдется кто-то, кто запишется на оба курса. Бесконечно далекие друг от друга, они помогут студентам увидеть в наших профессорах людей, старающихся освободить себе и другим головы для знания и предлагающих разнообразные методы добывания этого знания и распространения добытого. Нет никакой возможности сделать это в несвободном мире. Нет никакой возможности сделать это без дисциплинарной строгости. Отсюда и девиз университета, к которому мы придем, правда, только в конце первого года. За этот девиз, предложенный Андреем Десницким, проголосовали первые профессора Свободного: LIBERALITER AC LUBENTER.

Работа на первом курсе Свободного стартовала 17 сентября 2020 года.

Вот список курсов Свободного Университета, проведенных с сентября 2020 до начала 2021 года:

• Введение в теорию вероятностей

• Эволюция сюжета и жанра

• Сравнительная политика

• Основы логики и аргументации

• Классическая риторика и техники коммуникации

• Академические права: как сохранить науку и образование свободными

• Социология природы и города: история идей

• Новые реалии глобальных финансов

• Эпоха режиссеров. Авторское кино XX века

• Основы конституционного права

• Введение в политическую философию

• Искусство кино: режиссура и драматургия

• Сравнительное конституционное право

• Стоицизм и вызовы времени

• Семейное право

• Гендер и гуманитарные науки

• Теория игр

• Аргументация для юристов: введение

• Семиотика мифа