14 апреля 2022 г.
Что важнее, поддержка военной операции или поддержка прекращения военной операции?
По данным третьей волны исследования проекта «Хроника» 60% населения поддерживает военную операцию в Украине.
60/71/75/80/81% поддержки — таковы данные по различным источникам.
На начало апреля открыты 200 административных и уголовных дел о фейках, и число их стремительно растет. На этом фоне вопрос «Поддерживаете вы или не поддерживаете военную операцию в Украине» все менее эффективен для получения точных показателей.
Социальная желательность как результат военной цензуры при ответах на некоторые вопросы смещает данные настолько, что не представляется возможным корректно интерпретировать.
Мы видим смысл в смещении нашего фокуса на анализ поддержки и неподдержки прекращения военных действий. В существенной степени это инверсия первоначального вопроса о поддержке, который превратился почти в бесполезную мантру.
В таблице ниже мы показываем пересечение этих двух категорий. Мы видим очень интересную группу, расщепляющую монолит поддержки. Кто эти люди, кто поддерживает военную операцию, но при этом хотел бы, чтобы операцию завершили как можно скорее, не добиваясь капитуляции украинской армии?
Таких людей в выборке в целом 16%. Они старше остальных по возрасту: молодых в этой группе меньше, чем по выборке, старших больше, людей среднего возраста — столько же. Меньше доля людей с высшим образованием, выше — со средним профессиональным. По роду занятий и уровню доходов различий нет.
Эти люди меньше других ощутили санкции, более оптимистичны относительно динамики материального положения и социального напряжения.
Эти люди считают (70% против 50% по выборке), что в конфликте виноват Запад, и вступление войск НАТО в военную операцию полагают достаточным основанием для применения ядерного оружия. Они готовы торговаться за прекращение военной операции. Их больше, чем остальных, устроило бы признание Крыма российским и независимости ЛНР/ДНР в качестве платы за прекращение операции.
61% из них убеждено, что российское руководство должно добиваться целей военной операции, несмотря на ущерб российской экономике. Но что самое удивительное, 41% против 29% по выборке уверены в дружественном приеме украинцами российской армии и еще 23%, что встретят нейтрально.
Кто эти люди? Как их назвать? Как их интерпретировать? Если треть поддерживающих операцию считают, что ее нужно как можно быстрее завершать, не является ли это признаком перехода отношения в другую фазу?
В любом случае переключение на анализ поддержки прекращения военной операции видится продуктивным для понимания состояния общества.
Мы предложили респондентам вопрос, симулирующий переговорный процесс.
На ваш взгляд, какой из приведенных ниже сценариев был бы достаточен, чтобы Россия прекратила военную операцию в Украине? (Отметьте все подходящие варианты)
Официальное признание Украиной Крыма как части России.
Официальное признание Украиной независимости ЛНР/ДНР.
Запрет на вступление Украины в НАТО.
Капитуляция украинской армии.
Прекращение военной операции безо всяких условий.
Наиболее предпочтительный достаточный компромиссный сценарий завершения «спецоперации» — официальное признание Украиной независимости ЛНР/ДНР (39% среди всех респондентов и 45% среди поддерживающих операцию).
Это неудивительно: в целях операции защита русскоязычных граждан Донбасса занимала ведущее место. Именно этот стимул был триггером перехода границы 24 февраля. «Трагедия жителей Донбасса» на много лет стала содержанием политических программ государственных СМИ. Совсем недавно 15% людей были убеждены, что операция происходит на территории Донбасса, а не всей Украины.
Когда мы задаем более жесткий вопрос, мы получаем другое распределение.
Как вы полагаете, Россия должна добиваться капитуляции украинской армии или должна завершить военную операцию как можно скорее независимо от капитуляции украинской армии?
Должна добиваться капитуляции.
Должна завершить как можно скорее.
50% на 32% кардинально отличается от картины (80% на 10%) поддержки «операции», заявляемой другими поллстерами. О подавляющем большинстве поддержки военной операции говорить не приходится.
При этом по другому вопросу из списка сценариев завершения «спецоперации» «Прекращение военной операции безо всяких условий» выбрали лишь 18% респондентов. Запрет на вступление Украины в НАТО волнует респондентов меньше других возможных сценариев.
В этом нет противоречия. Респонденты дают свои ответы в пространстве желаемого и возможного. Даже если люди настроены на прекращение военной операции, часть из них готова идти на компромиссы. Люди понимают, что без декларации достижения хотя бы каких-то целей Россия не остановит военные действия.
32% говорят: «не нужна капитуляция ВСУ, нужно прекращение военной операции», а когда предлагаются условия этого прекращения, больше половины респондентов из этой категории ищут удовлетворяющие стороны компромиссы.
Для упрощения анализа в таблице мы объединили допустимые сценарии прекращения военной операции. И снова мы видим сложную комбинаторику моделей отношения к ВО и ее прекращения.
Треть всех респондентов, независимо от их поддержки военной операции, готовы ее прекратить при условии каких-либо компромиссов со стороны Украины (признание Крыма частью России, признание независимости ЛНР/ДНР, отказ от НАТО — эти три ответа могли пересекаться).
Четверть тех, кто из всех предложенных сценариев прекращения операции выбрал позицию «капитуляция украинской армии», считает, что Россия не должна настаивать на капитуляции, операцию надо прекращать.
Для понимания сложности и разнонаправленности восприятия людей, покажем распределение «добиваться капитуляции — прекратить ВО» на вопрос о том, как встречают украинцы российскую армию.
Мы видим четыре сценария восприятия и пытаемся понять логику таких сочетаний.
1. Дружественный прием — добиваться капитуляции (16% от выборки).
Видимо, это связано с моделью, когда власть в Украине захвачена нацистами, люди ждут освобождения и надо добиться капитуляции армии.
2. Враждебный прием — добиваться капитуляции (14%). Население отравлено нацистской пропагандой и надо добиться капитуляции и заняться денацификацией.
3. Дружественный прием — немедленно прекратить военную операцию (10%).
Какой бы ни был прием, военная операция наносит разного рода экономический ущерб и потери, потому надо ее прекращать.
4. Враждебный прием — немедленно прекратить (12%). Украинцы защищаются, может пролиться много крови, надо прекращать военные действия.
Ожидаемо, что 46% поддерживающих ВО хотят капитуляции ВСУ, как и то, что 50% не поддерживающих хотят безусловного прекращения военной операции. Сторонников капитуляции могло бы быть и больше, если бы поддержка операции была бы более сознательна.
Парадоксально, что 13% поддерживающих ВО говорят о безусловном ее прекращении, а 9% не поддерживающих — о капитуляции.
Довольно просто можно представить себе причины неподдержки операции. Это несогласие в принципе. Гораздо сложнее понять концепцию военной операции в сознании тех, кто ее поддерживает, поскольку меняются приказы, риторика и картинки в телевизоре. Никто не знает замысла автора этой военной операции, поэтому ее концепция динамична и разнообразна.
Для исследователей и для массового понимания общества интересна тема построения различных кластеров — таких однородных групп, которые ведут себя одинаковым образом.
Оснований для кластеризации может быть много. Содержательно в контексте ситуации мы синтезировали ядерных «милитаристов» и ядерных «пацифистов». Ядерных в смысле сущностных, концентрированных носителей ценностей войны и антивойны.
В данном случае мы их искали на пересечении трех вопросов:
На ваш взгляд, что сегодня должно быть в приоритете у российского руководства: достижение целей военной операции в Украине или спасение российской экономики?
Как вы полагаете, Россия должна добиваться капитуляции украинской армии или должна завершить военную операцию как можно скорее независимо от капитуляции украинской армии?
На ваш взгляд, какой из приведенных ниже сценариев был бы достаточен, чтобы Россия прекратила военную операцию в Украине:
официальное признание Украиной Крыма как части России;
официальное признание Украиной независимости ЛНР/ДНР; — запрет на вступление Украины в НАТО;
капитуляция украинской армии;
прекращение военной операции безо всяких условий.
Мы назвали «милитаристами» 16% респондентов, которые полагают:
что приоритетом российского руководства должно быть достижение целей «военной операции» в Украине, а не экономика России;
что Россия должна добиваться капитуляции украинской армии;
что для прекращения «военной операции» допустим только сценарий капитуляции украинской армии, все остальное — неприемлемые компромиссы.
«Пацифисты» в нашей классификации — это 6% респондентов, которые полагают:
что приоритетом российского руководства должно быть спасение российской экономики;
что Россия должна завершить «военную операцию» как можно скорее;
что прекращение «военной операции» должно произойти безо всяких условий.
Пересечение трех параметров — достаточно жесткий критерий группировки, но мы хотели получить «чистые» линии.
Вопрос о поддержке/неподдержке «военной операции» не включен в сегментацию, поскольку мы понимаем подцензурность ответов на него.
Демографически «милитаристы»—«пацифисты» различаются по возрасту и материальному положению («пацифисты» моложе и ниже оценивают свой достаток).
Образование и география проживания не являются существенным фактором отличия.
В качестве дифференцирующего блока вопросов мы взяли тему санкций.
Две группы оказываются разными лагерями в оценке ущерба для страны, для них лично и оценки целей, которые ставят перед собой западные страны, вводя санкции, касающиеся практически всех сфер жизни и областей экономики.
Обращаем внимание, что, несмотря на то что 72% «пацифистов» пострадали от санкций, они верят, что санкции призваны остановить военную операцию.
«Милитаристы» верят в несправедливую агрессивную модель санкций: ослабить экономику, сделать население бедным, вызвать его массовое недовольство.
И хотя эти группы по-разному относятся к «военной операции», происходящее в Украине это то, что тревожит их больше всего. Это первая позиция в спонтанных ответах.
«Пацифисты» — это люди, которые в гораздо большей степени ощутили на себе и своей жизни последствия военных действий. Их доход упал, они закупают продукты и товары впрок, 57% испытывают депрессию. Уровень тревожности, ощущения опасности у них выше, поэтому 41% хотели бы эмигрировать.
Все эти параметры отличают «пацифистов» от «милитаристов», да и всего остального населения.
Можно предполагать, что в реальности их доля несколько выше, поскольку критерии построены на вопросах, которые могут быть чувствительны к цензуре, но вряд ли более точные цифры изменят картину:
На одного ядерного «пацифиста» приходится трое «милитаристов».
Обращаем внимание (особенно журналистов), что эти два ядерных кластера с определенными установками вокруг операции описывают всего лишь 22% опрошенных, остальные почти 80% представляют сложный конгломерат различных моделей отношения к военной операции. Это большое количество людей, которые растеряны или, наоборот, уверены в победе, сущность которой они не могут описать, они затрудняются сформулировать свои мысли, у них нарастает тревожность и депрессия или развивается эйфория.
Для нас как исследователей эта нелинейность восприятия военной операции означает одно — экспериментировать: искать вопросы, подходы, которые позволят нам в условиях вербальных ограничений приблизиться к пониманию внутренней модели отношения людей к ситуации вооруженного конфликта.
Поддержка Путина и военной операции, очевидно, численно большая, но это не 70–80%, и даже не 60%, полученные в проекте проекта «Хроника». Анализ показывает, что некорректно говорить о единстве и монолитном большинстве, поддерживающем изменчиво формулируемые приказы главнокомандующего.
Пока же наиболее универсальной и близкой к реальности формулой отношения к кампании в Украине нам представляется распределение 50/30.