Задача статьи — описать механизм, с помощью которого российскому обществу удалось убедить себя само в том, что все украинское неполноценно — и язык, и государство, и культура, и сами люди. Без этого большого консенсуса война, разгоревшаяся 24 февраля 2022 года, не могла бы ни начаться, ни продолжаться вот уже почти три года.
Есть несколько серьезных исследований русской имперской, советской и постсоветской языковой политики в Украине. Так, в 2009 году, по итогам работы исследовательской группы в университете Фрайбурга (2006–2008) вышел сборник статей под редакцией Юлианы Бестерс-Дильгер1, посвященный текущей языковой политике в Украине на историческом фоне, в том числе, и российской языковой политики. Работы общего характера рассматривают языковую политику широкими мазками, без столь важной для понимания языковой стихии детализации2.
В данной статье я рассматриваю лишь один аспект многоплановой проблемы — основные фазы восприятия украинского языка и украинства в русской культуре, как официальной, так и не официальной, под одним углом зрения — отношения к украинскому языку как не вполне серьезному, потешному явлению. Начав с замечаний Владимира Набокова о Николае Гоголе как писателе, которому повезло, по мнению Набокова, не остаться украинским, а стать русским, я затем более подробно остановлюсь на трех эпизодах из истории русской языковой и культурной политики более чем столетней давности. Спор между идеологом империи П.Б. Струве и идеологом сионизма Владимиром Жаботинским 1911 года, отчет В.Г. Короленко об открытии памятника украинскому поэту Ивану Котляревскому в 1916 году. Дискурс неполноценности украинского языка и характера угроз, которые видели в украинстве императорская Россия, сталинский Советский Союз и постсоветская Российская Федерация, позволит лучше понять культурную подоплеку новейших шагов для подавления украинского языка и украинской государственности.
Через украинские ворота вошел в русскую литературу Николай Васильевич Гоголь. Этот его путь из малороссов в русские ярче всего описал в очерке «Николай Гоголь» Владимир Набоков3. Для Набокова почти все раннее творчество Гоголя — «оперная романтика и старомодный фарс». Так вышло, что и сам Гоголь видел свое украинство в двойном зеркале: как имперец и пушкинист, Гоголь считал Россию и великорусский язык объемлющей силой славянства. Если угодно, войдя в русскую литературу, он закрыл за собой украинскую калитку. Свой гений и весь свой украинский, как теперь бы сказали, ресурс Гоголь отдал русской поэзии.
В период создания «Диканьки» и «Тараса Бульбы» Гоголь стоял на краю опаснейшей пропасти (и как он был прав, когда в зрелые годы отмахивался от этих искусственных творений своей юности). Он чуть было не стал автором украинских фольклорных повестей и красочных романтических историй. Надо поблагодарить судьбу (и жажду писателя обрести мировую славу) за то, что он не обратился к украинским диалектизмам как средству выражения, ибо тогда бы он пропал4.
В доказательство Набоков приводит и разбирает письмо Гоголя к матери от 24 июля 1829 года. Три сообщения, любого из которых хватило бы для обморока у маминьки, — он бросил службу, он уехал за границу, он намерен добиться всемирной славы литературным трудом, — Гоголь упаковал в гениальную риторическую конструкцию. Первым делом он сочинил для матери историю о неразделенной любви к некой особе, даже имени которой нельзя называть. Он бросил службу, потому что в его положении продолжение службы означало бы «несчастье и бесчестье». Таким образом, заграничное путешествие становится единственным и счастливым выходом и для него, и для матери и сестер. Сообщив, что встретиться им придется только через два-три года, Гоголь добавляет и цель письма:
Принося чувствительнейшую и невыразимую благодарность за ваши драгоценные известия о малороссиянах, прошу вас <…>, добрая и несравненная маминька, ставить как можно четче имена собственные и вообще разные малороссийские проименования. Сочинение мое, если когда выдет, будет на иностранном языке, и тем более мне нужна точность, не исказить неправильными именованиями существенного имени нации. <…> В замену опишу вам быт и занятия добрых немцев, дух новизны, странность и прелесть еще доселе мною невиданного и всё, что произведет сильное впечатление на меня5.
Становится понятно, почему два года спустя, в ответ на «Вечера на хуторе близ Диканьки», критика увидит в Гоголе фокусника. Н. Полевой напишет: «Едва ли удастся ему поддеть нас на эту штуку. Что у вас за страсть быть Вальтер-Скоттиками? Что за мистификации? Неужели все вы, г. г. сказочники, хотите быть великими незнакомцами? Пишите, сколько вам угодно, да пишите свое, или хоть не перенимайте чужих ухваток, которые, право, не к лицу вам. Вальтер Скотт умел поддерживать свое инкогнито, а вы г. Пасичник6, спотыкаетесь на первом шагу…» Рудый Панько, по приговору Полевого, не «молодой хохол», а «переодетый москаль». Цитирую по книге «Гоголь» Игоря Золотусского — советского литературного критика, для которого гоголевское украинство не более чем локальная метка русского писателя7.
Набоков противопоставляет настоящего, как бы вненационального Гоголя «Ревизора» и первого тома «Мертвых душ» двум другим Гоголям. Первый, ранний, Гоголь счастливо сбежал от своей Малороссии и от Рудого Панька в русскую литературу. А второй, поздний Гоголь, несчастливо превратился в русского проповедника и моралиста. Книга Набокова, вышедшая в переводе на русский язык уже только в 1980-е годы, объясняет и то трагическое обстоятельство, что гоголевское украинство осталось для Набокова целиком в области водевильного веселья. Пушкинский веселый смех над этнографическим юмором Гоголя стал камертоном отношения не только к Гоголю как к писателю, но к украинству как веселому ручью, впадающему, так сказать, в океан великой русской литературы.
В замысле Набокова никакой шовинизм даже и не заметен, как не наблюдали его в отношении поэта, никогда от своего украинства не отрекавшегося, — Ивана Петровича Котляревского, автора «Енеиды, перелицованной на украинский язык» (1794). Однако перелицована эта поэма так, чтобы быть немного понятной и великорусскому читателю.
Бурлескное, водевильное, потешное украинство и стало культурной основой идейного русского антиукраинства, с которым пытались как-то сладить украинские просветители XIX века, но так и не добились успеха: смертельная серьезность проигрывает смешному, опера проигрывает водевилю.
Шутовская маска так приросла в глазах русских к украинской поэзии, что и на протяжении всего советского периода цензорам ничего не стоило поддерживать градус украинской потешности. В советское время насмешка над украинством, над украинским языком, над недалеким весельчаком-украинцем преподносились как теплая дружеская улыбка. Такая уж у них, у «хохлов», натура — дать русским посмеяться над их потешным диалектом8.
Серьезное политическое обсуждение вопроса о том, являются украинцы (малороссы), великороссы и белорусы частью одного русского народа, или это три разных народа, разгорелось в Думе в 1911–1913 гг. Подробная дискуссия между великорусской шовинистической и национально-антиимперской позициями состоялась в 1911 году между П. Б. Струве и В. Е. Жаботинским на страницах «Русской мысли». В контексте новой войны, начавшейся ровно сто лет спустя, и нашей темы отмечу только три аспекта спора. Первый — практический. Перед Первой мировой войной признать в украинцах и белорусах самостоятельные народы, такие же, как русский, значило сделать первый шаг к роспуску империи как преимущественно русского государства. Вот почему Струве настаивает на том, что русские — общее имя для трех этнографических групп — великороссов, малороссов и белорусов, — при этом общим языком для всех трех народов является великорусский. Второй аспект — культурно-экономический. П. Б. Струве утверждал, что ставить в империи на одну доску «великую русскую культуру» и «слабые и незначительные» культуры других национальностей — значит «распылять силы и средства государства». Третий аспект — привычная насмешка над малыми народами, которая сто лет назад прерывалась, когда речь заходила об украинцах. Вот как пишет об этом Жаботинский:
Смело можно сказать, что разрешение спора о национальном характере России почти всецело зависит от позиции, которую займет тридцатимиллионный украинский народ. Согласится он обрусеть — Россия пойдет по одной дороге, не согласится — она волей-неволей пойдет по другому пути. Прекрасно поняли это правые в Государственной Думе. Когда решался вопрос о языках инородческой школы9, они, смеху ради, голосовали даже за каких-то «шайтанов» и «казанских греков»; они даже не подняли рук против еврейского языка, очевидно, желая сделать весь законопроект ненавистным и неприемлемым для начальства; но когда речь зашла об украинском языке, они отбросили и паясничество, и хитроумные расчеты и просто подняли руки против, ибо почуяли, что тут самое опасное место, решительный шаг, при котором ни шутки шутить, ни лукаво мудрствовать не приходится10.
Сам шовинистический угар обретал на излете императорской России черты гротескные. В 1916 году В. Г. Короленко описал в очерке «Котляревский и Мазепа» торжества по случаю установки памятника поэту Котляревскому в Полтаве.
Губернатор, кн. Урусов, был в отпуску. Должность его фактически выполнял вице-губернатор. Ироническая судьба пожелала, чтобы эта роль выпала на долю потомка знаменитого писателя, и тоже литератора, г-на Фонвизина. Г-н Фонвизин присутствовал официально на открытии памятника и купно с городским головою Трегубовым лично сдернул завесу с бронзового бюста. Но затем он «благоразумно» удалился, чтобы не проявить излишнего участия в чествовании памяти поэта, писавшего на «языке Мазепы»…
Вице-губернатор «шепнул» городскому голове Трегубову, что украинские речи для русских подданных неудобны и с таким напутствием благословил беднягу председательствовать и запрещать украинский язык на празднике украинского поэта, — нелепость, на время доставившая бедному городскому голове комическую известность далеко за пределами России. За что же в самом деле ставят памятник Котляревскому? И для чего было разрешать это преступное торжество?
Хитрый вице-губернатор «завел» бедного городского голову, как органчик, а сам скрылся за кулисы. Дальше все разыгралось так, как и должно было разыграться. Первыми прочитали свои приветствия зарубежные представители разных просветительных обществ украинской Галиции. Эти приветствия были на украинском языке и сошли благополучно. Галичане говорили плавно, красиво и свободно. Было видно, что за рубежом, в Австрии, речь Котляревского и Шевченка давно уже стала орудием публичного, научного и политического слова, орудием культурной борьбы за самостоятельность одного из славянских племен под натиском иноязычной культуры. Но… лишь только та же украинская речь раздалась из уст наших, российских, а не австрийских, украинцев, городской голова с перекошенным от испуганного усердия лицом, сославшись на какой-то никому не известный приказ администрации, тотчас же запретил чтение адресов. Началась дикая сцена: один за другим выходили представители разных просветительных учреждений и групп русской Украины с готовыми адресами на украинском языке, начинали чтение, и… тотчас же бедный манекен, плясавший по ниточке администрации, прерывал его и повторял шаблонную запретительную формулу. Один из ораторов произнес бурную речь, отметив печальную роль этого представителя общественного учреждения, и швырнул на стол пустую папку, — самый адрес, написанный на «запрещенном» языке, он предварительно и демонстративно вынул. Вместо торжества, вышла печальная трагикомедия. Выходило таким образом, что язык Котляревского и Шевченка, привлекший в русскую Украину зарубежных паломников, законен только в Австрии. На своей родине, у своей колыбели он запрещен. Распоряжением полтавской администрации он оказался высланным в административном порядке в австрийские пределы, без права возвращения в русское отечество. Этот грубый и дикий эпизод как бы говорил представителям зарубежной интеллигенции: вы считаете нашу Украину метрополией и центром вашей культуры и вашей речи. Мы этого не желаем; пусть он остается у вас, за рубежом; пусть лучше все наши украинцы, ценящие сокровище родной речи, паломничают к вам во Львов, к вашим школам, музеям и университетам. А у себя мы этого не допустим. Мы лучше создадим новый признак «неблагонадежности» и «измены» и применим к ним привычную политику родного Мымрецова11, станем и здесь «тащить» и «не пущать». Мы ставим памятник Котляревскому лишь по недосмотру Мымрецова. Но отныне за постановкой памятника, — язык Котляревского лишается права въезда в наши пределы и навсегда остается «зарубежным»…12
Привожу столь обширную цитату из сочинения В. Г. Короленко, памятуя о том, что всего два году спустя, в результате поражения России в мировой войне, распад империи приведет к возникновению сначала независимого Украинского государства, а потом и Украинской ССР в составе неоимперского СССР. Украинский язык вернется в это государство на несколько советских десятилетий формально уже на других основаниях — не как запрещенный диалект, а как язык союзной республики. Но, как оказалось, этот статус был предоставлен украинскому языку лишь формально.
Ключевое официальное событие русской истории и в царскую эпоху, и в советскую, и в постсоветской Российской Федерации называется «Воссоединением Украины с Россией», 1654 года. А в постсоветское время одной из главных тем российских властей стала «защита русского языка от украинского». Это понимание никуда не ушло и из российских довоенных СМИ13. Оно фактически оказалось продолжением русификаторской политики XVIII–XIX вв.
В 1693 г. Московский патриарх запретил Киево-Печерской лавре печатать на украинском языке книги. С 1709 года царь Петр издавал указы, запрещавшие печатать книги на украинском языке, а все печатаемое велел переводить на великорусский язык.
С середины XVII века во всех школах левобережной Украины и в Киево-Могилянской академии украинский язык был запрещен в классах. К началу XIX века исчезли сотни украинских школ. При Екатерине на смену ликвидированным украинским школам пришли русскоязычные «народные училища». Результатом стало колоссальное падение грамотности вообще: к концу XIX века только 13% украинцев умели писать и читать14.
В 1863 году, во время польского восстания, министр внутренних дел России Петр Александрович Валуев распорядился запретить «малороссийское наречие»: «Большинство малороссов сами весьма основательно доказывают, что никакого особенного малороссийского языка не было, нет и быть не может, и что наречие их, употребляемое простонародьем, есть тот же русский язык, испорченный влиянием на него Польши». Последовавший за Валуевским циркуляром15 Эмский указ 1876 года был еще жестче16.
Нет у «малороссов» своего государства, утверждает эта идеология, не бывать и языку их. Если разрешишь язык, то придется разрешить и свое государство.
Руководствуясь этой мыслью, все российские, а потом и почти все советские руководители видели в украинском языке угрозу для цельности империи и союза. И сейчас еще живы украинцы-узники советских лагерей, отсидевшие не один десяток лет за желание практиковать, изучать и распространять украинский язык и украинство17.
Один из самых ярких эпизодов запрета украинского языка в СССР — переписывание украинцев в русских, предпринятое на Кубани, куда еще при Екатерине переселили часть Запорожского казачества. Родным называло украинский язык большинство населения этого края еще в 1929 году. И сейчас еще местные жители помнят о прожившей всего полтора года Кубанской Народной Республике18, о сотнях украинских школ, работавших до начала 1930-х годов. Зачем украинские школы гражданам, в паспортах которых в графе «национальность» в 1936 году появится запись «русский»? В историографии СССР на этот счет сложился консенсус: национальная политика строилась на балансе между взаимоисключающими тенденциями. СССР абстрактно мыслился как наднациональное образование, в котором происхождение человека не имеет значения. Фактически, однако, все этнические группы были распределены по различным ступеням привилегий. Быть представителем титульной этнической группы союзной республики было почетнее, чем представителем автономии (например, грузин в этой иерархии стоял «выше» осетина, а армянин — «выше» гагауза). Вместе с тем, когда из записи в паспортах большинства населения того или иного региона исчезала прежняя местная титульная национальность, исчезали и школы, преподававшие данный язык как родной. Именно так на Кубани, да и вообще повсюду на юге РСФСР/РФ исчезли украинские школы.
Советская система имела в целом противоречивый характер: с одной стороны, процветала официальная доктрина «русско-национального двуязычия», но в случае близкородственных языков она действовала плохо. С ростом поощряемого Сталиным после Второй мировой войны русского национализма это стало заметно и из-за границы. Так, Т. С. Элиот в 1948 году описал особенности формирования нового советского империализма, преобразуемого в русский национализм, словно резюмируя полемику В. Жаботинского с П. Струве, начавшуюся в самом начале века:
Новейший тип империализма — российский — является, возможно, наиболее изобретательным и наилучшим образом рассчитанным на процветание в соответствии с духом современности. Российская империя, по всей видимости, усердно старается избегать слабостей предшествующих ей империй: одновременно она проявляет и большую беспощадность, и большую бережность к тщеславию подчиненных народов. Официальная доктрина — доктрина полного национального равенства — видимость, которую России легче сохранять в Азии благодаря восточному складу русского нрава и благодаря отсталости — по западным меркам — развития самой России. Делаются очевидные попытки сохранить подобие местного самоуправления и автономии: цель здесь, я подозреваю, — дать всем местным республикам и странам-сателлитам иллюзию своего рода независимости, в то время как подлинная власть исходит из Москвы. Бывает, что иллюзия блекнет, когда местная республика внезапно и самым постыдным образом низводится к положению своего рода провинции или не имеющей самоуправления колонии; иллюзия, однако, сохраняется — и это с нашей точки зрения наиболее интересно — путем старательного поощрения местной «культуры», культуры в ущербном смысле этого слова, то есть всего того, что живописно, безвредно и отделимо от политики, как, например, языка и литературы, местного искусства и местных обычаев. Но так как Советская Россия должна сохранять подчиненность культуры политической теории, успех ее империализма приведет, по всей вероятности, к сознанию своего превосходства у того из ее народов, который политическую теорию породил; можно, следовательно, ожидать, что, пока существует Российская империя, все больше будет утверждаться господствующая — русская культура, при подчиненных ей национальностях, уцелевающих не как народы, с каждому из них присущим культурным своеобразием, но как низшие касты. Как бы то ни было, русские оказались первым народом нашего времени, ставшим сознательно направлять культуру политически и наносить удар в любой точке культуре любого народа, над которым они стремятся установить господство. Чем выше развитие чужой культуры, тем последовательнее попытки ее уничтожить путем устранения среди подчиненного населения тех элементов, которыми эта культура наиболее осознана19.
Самоуверенность и дирижизм советской государственной философии Элиот прослеживает от книги Льва Троцкого «Литература и революция», переведенной на английский в 1925 году20, до послевоенной политики Сталина. Эта прочная основа и поддерживала широкую и особенно административную неприязнь к самостоятельной политике бывших советских республик, а в первую очередь — Украины.
Мифология культурной и государственной неполноценности Украины держалась как на административных шагах властей, так и на образованном обществе. Крупнейшая русская поэтесса ХХ века Анна Ахматова носила фамилию Горенко, была этнической украинкой, но не любила ни свое украинство, ни язык своих предков21. Это ее отношение к Украине и украинскому языку подхватил и Иосиф Бродский22.
С начала 1990-х гг., уже после роспуска СССР, все попытки независимой Украины вернуть себе отнятое столетней русификацией (не географическую Кубань, а только право в Киеве писать, читать и учиться по-украински), представлялись в российских СМИ как притеснение русского языка. Критики украинской языковой политики забывали об одном: у русского языка была своя метрополия — Российская Федерация. При этом и в Украине — даже после аннексии Крыма и первого этапа вторжения на Донбасс в 2014 году — продолжали выходить книги на русском языке, русскоязычные студенты и школьники учились пользоваться двумя языками. Некоторые города (Харьков, Донецк, Одесса) оставались преимущественно русскоязычными. Свободно заполняли украинский эфир и куда более мощные по уровню финансирования российские телеканалы. Но российские идеологи и многие промосковски настроенные украинцы действительно хотели, чтобы все оставалось так, как было в Российской империи времен Валуевского циркуляра и Эмского указа23.
Но поскольку в самой Украине споры о языках Украины велись в другой плоскости и в целом не затрагивали повседневную жизнь тех регионов Украины, которые считались русскоязычными, внимание к реальным процессам сосуществования нескольких близкородственных языков было вытеснено за пределы политической дискуссии. Такие явления, как суржик, балачка или трасянка — имевшие массовое распространение в Украине и Беларуси промежуточные формы разговорного языка, не вписывались в черно-белый конфликтный дискурс24. Это привело к неожиданному карикатурному изменению официальной российской доктрины «защиты языка»: теперь предлагалось защищать от украинского государства уже не русский, а сам украинский язык, точнее — «классический советский украинский язык».
5 апреля 2023 года российские новостные агентства сообщили миру, что в РФ подготовили новую «линейку учебников украинского языка».
«Глава Минпросвещения еще в августе [2022 года] говорил, что в регионах Донбасса школьники смогут изучать украинский язык. […] Минпросвещения России создало учебное пособие по «классическому украинскому языку» для учеников младших классов, также разрабатывается такое пособие для учеников средней школы, сообщил ТАСС замминистра просвещения Александр Бугаев.
«Преподавание у нас ведется на русском языке, но изучение украинского как родного, равно как и других языков народов России, — мы для этого создадим все условия», — сказал он.
В школах ДНР, ЛНР, Запорожской и Херсонской областей дети смогут изучать украинский язык как родной или в качестве факультатива, однако итоговый формат будет зависеть от решения в каждом конкретном регионе, пояснил Бугаев.
По его словам, в основном обучение в этих регионах ведется на русском языке. «Это правильно, когда человек имеет право по желанию знакомиться и изучать свой родной язык. Мы готовим тот учебник, который действительно отразит всю красоту, всю чистоту того традиционного украинского языка, который в советский период изучался в лучших наших педагогических традициях», — добавил собеседник агентства.
ДНР, ЛНР, Запорожская и Херсонская области были включены в состав России в начале октября прошлого года по итогам проведенных там референдумов. До этого глава Минпросвещения Сергей Кравцов рассказывал, что ученики школ Донбасса смогут изучать украинский язык как родной. По его словам, к началу сентября российские военные контролировали территории, на которых расположены 1183 детских сада, 1376 школ и 203 колледжа. Тогда же Кравцов сообщил, что для этих школ разработают специальный учебник классического украинского языка.
Президент России Владимир Путин еще в 2018 году подписал закон об изучении родных языков в школах. Он позволяет родителям учеников выбирать язык, который их дети будут изучать как родной, перед поступлением в первый и пятый классы: это может быть как русский язык, так и государственный язык одной из национальных республик»25.
Последний тезис объясняет, что закон принимался как противоядие от превращения «автономных республик» РФ в бывшие «союзные республики» СССР, которые, как известно, были отпущены на свободу Беловежским соглашением 1991 года26.
Утверждение заместителя министра просвещения Бугаева («Это правильно, когда человек имеет право по желанию знакомиться и изучать свой родной язык») примечательно тем, что проливает дополнительный свет на советскую языковую и национальную политику: да, все имеют право «знакомиться» со своим языком и даже «изучать» его, понимая при этом, что главным языком в стране должен быть и оставаться «язык межнационального общения», то есть русский. В идеологической литературе использовался термин «межнациональный русский язык». Особенно в своем качестве языка армии именно русский должен был сплачивать всех, независимо от «их права по желанию знакомиться» с родным языком27.
С 2018 года обязательным для изучения на всей территории РФ остается только русский. Ответ председателя комитета Госдумы РФ по образованию Вячеслава Никонова объясняет, почему миноритарные языки, или родные языки населения национальных автономий, исключены из списка обязательных для всех жителей региона предметов:
— Если в субъекте Федерации кроме русского есть второй государственный язык, его изучение будет обязательным для всех школьников в регионе? Можно ли выбрать языком образования только русский?
— В соответствии с предлагаемыми поправками в Закон «Об образовании в РФ» изучение государственного языка субъекта Федерации не будет обязательным для всех школьников этого региона, это будет выбор семьи за несовершеннолетнего обучающегося28.
После 24 февраля 2022 года наступил щекотливый момент — в РФ поступило украинское население с очередным не русским родным языком.
РФ принимает украинцев в качестве нового национального меньшинства.
РФ решает, какой именно украинский язык «классический и чистый».
РФ начинает на русском языке обучать «классическому традиционному чистому и красивому украинскому языку» как родному в школах оккупированных ею территорий Украины.
Ключевое положение, однако, это — язык преподавания.
«Преподавание у нас ведется на русском языке, но изучение украинского как родного, равно как и других языков народов России, — мы для этого создадим все условия», — отметил Бугаев.
Конфликт между родными языками нерусских народов РФ и русским языком как государственным запрограммирован и здесь.
Как пишет газета «Ведомости» в заметке за 6 апреля 2018 года29, «в конституции ДНР и ЛНР в качестве государственного языка указан только русский язык. Уставы Запорожья и Херсонской области после их вступления в состав России [30 сентября 2022 г.] еще не приняты».
Классический украинский язык, каким его хотят представить в научной и учебной литературе, не совпадает с тем вариантом, который реально используется на Украине, рассказала «Ведомостям» доцент кафедры славянской филологии Воронежского государственного университета Елена Давыдова. По ее словам, причиной этого является «пестрый этнический состав населения» и разнородность территорий, вошедших в состав советской Украины.
«В Киеве каких-то 20 лет назад на украинском говорило не более 10% жителей. Грамотное молодое поколение предпочитало русский. Несколько иной была ситуация в сельской местности. Сегодня ситуация изменилась — выросло поколение, для которого знать и уважать свой родной язык не зазорно», — подчеркнула она, добавив, что украинский язык может быть также интересен специалистам из среды профессиональных филологов».
Судя по словам эксперта из Воронежа Елены Давыдовой, российская армия защищает поколение простых украинцев, «для которых знать и уважать свой родной язык не зазорно», от того «грамотного молодого поколения» киевлян, которое всего лет двадцать назад «предпочитало русский». Здесь — явное противоречие, ведь получается, что из-под контроля Москвы вышло как раз поколение киевских носителей «свободного русского». И новая политика в отношении Украины — это избавление ее от бывших «антисоветчиков», которым предстоит вернуться и к «государствообразующему» русскому, и к советскому «чистому украинскому».
Почти ровно за год до вторжения в Украину, 21 февраля 2021 года, в РФ отмечали Международный день родного языка. Организаторы Всероссийской переписи населения РФ выпустили пресс-релиз, в котором остановились на этом больном для всего многоязыкого мира вопросе: на каких языках и о каких языках говорить с россиянами в такой важный для всей страны день.
На сайте госуслуг появилась электронная анкета. Решил принять участие в переписи и я. Последняя моя перепись случилась еще в советском 1979 году. К нам с женой пришла дружелюбная переписчица с анкетой, которую, правда, нам заполнить не позволила, зато подарила чистый бланк. Чистый бланк я впоследствии сдал в архив. Всем гражданам разрешалось называться кем угодно, с паспортом никто не сверялся, и мы с женой, хоть у нее в советском паспорте было написано «русская», а у меня «азербайджанец», сказались евреями, и переписчица с живейшим сочувствием так и записала. Родным языком зимой 1979 года мы назвали русский, и я с интересом прочитал весной 2021 года, сорок два года спустя, заголовок материала на всех официальных сайтах: «Назови свой родной язык на переписи населения».
Сейчас вопрос о родных языках жителей РФ стоит куда острее, чем в 1979-м стоял вопрос о языках народов СССР. Тогда, в теории, все было довольно просто: есть «язык межнационального общения» — русский. Он же — родной язык и большинства русских, и большинства других более или менее русифицированных в рамках советизации наций, народов, национальностей и народностей (все это — кусочки официальной советской иерархии), населявших СССР. Если сопоставлять иерархию народов и иерархию языков, то в советское время было ясно: русские — самый крупный народ СССР. Пусть русский язык являлся в стране главным языком и всех других народов, по крайней мере — так называемым вторым родным. Но зато и каждый другой язык на уровне официальной политики всячески поощрялся, да и само множество национальных языков считалось большим общим всесоюзным богатством. Например, всё население союзных республик или автономий в составе РСФСР должно было изучать местные языки в обязательном порядке.
В 2018 году в России все так называемые миноритарные языки ее народов утратили свой статус. Отныне изучение их — дело добровольное, факультативное, поддерживаемое властями только на словах.
В документах переписи есть языки главные — те, на которых можно загрузить и заполнить анкету, — а есть и все остальные, или те, которые можно упомянуть в ответах на вопросы о других языках или о своем родном языке. Не исключено, что в разделе родной язык можно написать вообще все что угодно. Вот они, эти главные языки переписи (по состоянию на 22 октября 2021 года):
английский,
башкирский,
бурятский,
китайский,
корейский,
татарский,
тувинский,
узбекский,
чувашский,
якутский.
Интересно, что в этом перечне нет ни одного славянского языка, зато присутствует сразу несколько тюркских. Нет ни одного языка народов Кавказа — ни российского Северного, ни бывшего советского Закавказья, а ныне Южного Кавказа. Нет финно-угорских языков. Может быть, дело в численности говорящих на языке людей? Но на тувинском говорят меньше 300 тысяч, а, например, на чеченском — миллион триста тысяч жителей России.
Из языков ближнего зарубежья вообще присутствует только узбекский. Прекрасно, что есть английский, китайский и корейский, но как объяснить, почему нет других языков, на которых могли бы объясняться живущие в России армяне и грузины, молдаване и украинцы.
«Владеете ли Вы русским языком?» — № 10 в переписном листе. Респонденту будет задан дополнительный вопрос: «Используете ли Вы его в повседневной жизни?». В обоих случаях будет предложено два варианта ответа — «да» или «нет». Следующий вопрос — №11 — «Какими иными языками Вы владеете?». Здесь респондент может назвать до трех вариантов языков: они записываются в свободные ячейки — это делает переписчик со слов респондента или сам участник переписи на портале Госуслуг. Ниже можно дополнительно сообщить о владении жестовым языком глухих. <…> По каждому указанному языку участник переписи может дать уточнение в ответе на следующий вопрос: «Какие из них используете в повседневной жизни?»
В памятке для переписываемых30 сказано: «Сами переписные листы заполняются только на русском языке, а вот вспомогательные документы будут переведены на шесть национальных языков, а также четыре иностранных — английский, китайский, корейский и узбекский. Это будет своего рода подсказка, где вопросы переписного листа дублируются на иностранном языке, а также приведены правила заполнения. В случае опроса лиц, не знающих русского языка, переписчик укажет в документе респонденту нужную строчку, а респондент выберет в переводной части вариант ответа. Затем переписчик, ориентируясь на русскоязычную версию, занесет этот ответ в переписной лист».
Итак, «шесть национальных» и «четыре иностранных» языка — путь РФ от федерации к унитарному национальному государству и центру русского мира. Не исключено, что данный произвольно составленный список языков подчиняется не политической, а технической логике, поскольку верстка страницы была запрограммирована без учета реального числа языков в РФ. Однако и в таком случае невозможно понять, почему крупнейший (после русских) народ бывшего СССР — украинцы — не увидели в переписном листе своего языка. Как уже было сказано, никакие славянские языки России в перечень не попали. Организаторы переписи 2018 года, повернув колесо истории, снова оказались в 1911 году, когда официальная имперская идеология включала малороссов, белорусов и великороссов в общую рубрику — русские. Русские и стали в новой редакции Конституции единственным государствообразующим этносом из входившей в состав СССР группы славянских этносов.
Мы рассмотрели три вида официального обращения с украинским языком в официальной русской политической культуре — от грубого подавления и вытеснения (в духе известных указов XIX века), через осмеяние украинства как неполноценно-фольклорного и советского «официального расцвета», а на деле — постепенного вытеснения из политического обихода. Новейшая попытка, захватив Украину, «вернуть украинцам правильный, или классический, советский украинский язык» — это, возможно, последняя фаза русского периода украинской истории. В данной статье я лишь проследил определенные фазы подавления и осмеивания украинского языка. Эти фазы до некоторой степени заранее и подготовили население Российской Федерации к войне, начавшейся в 2014 году с аннексии Крыма и разгоревшейся до масштабов общеевропейской трагедии 24 февраля 2022 года.
DOI: 10.55167/1c90899d3bcb