Работа написана под псевдонимом, места и явки, а, возможно, и пол автора перепутаны, так как журнал принадлежит нежелательной организации.
В 2019 году мне исполнилось 16 лет. Я писала тексты для региональной газеты, а в школе, где училась, издавала журнал. В начале 2020 года объявили карантин из-за коронавируса. Тогда коронавирус казался главной проблемой. Я думала, что он ужасно испортил два моих последних года обучения в школе. «Войну и мир», «Один день Ивана Денисовича», «Кому на Руси жить хорошо» и многие другие произведения мы проходили дистанционно. Мне нужно было готовиться к ЕГЭ, ДВИ и многим олимпиадам. Я с ужасом думала, как буду поступать на журфак, как буду становиться журналистом, но точно знала, что хочу связать свою жизнь с журналистикой, несмотря ни на что.
Коронавирус помог мне убедиться, насколько важна журналистика. Во время самоизоляции я постоянно читала новости и статьи о том, что происходит, как пережить карантин. Тогда я поняла, что журналист во время катастроф не менее важен, чем врачи и другие спасатели. Именно журналисты помогают людям не сойти с ума и пережить трагедии. Журналисты объясняют, что, как, где, когда и почему произошло и что можно сделать. Я считаю, что это очень интересно, поэтому захотела стать журналисткой.
Есть еще много причин, почему я стала журналистом. Например, я безумно люблю общаться. Журналистика дает возможность познакомиться и поговорить с совершенно разными людьми. Я для разных материалов общалась и с бездомными, и с бизнесменами, и с разными врачами, юристами, психологами, жертвами трагедий.
Мне с детства говорили: «Куда ты вечно суешь свой нос?» А мне все было интересно. Я всегда хотела пробраться туда, куда остальные боятся или не могут. Я постоянно задавала всем кучу вопросов. Мои родители мне часто говорили: «У тебя слишком много вопросов, хватит нас ими мучить». После уроков я также нередко подходила к учителям, спрашивала дополнительную информацию по теме занятия, которое меня заинтересовало.
Я очень люблю читать и писать. Я была едва ли не единственным человеком в классе, который радовался сочинениям по литературе.
Мне нравилось и нравится фиксировать многие события, которые происходят вокруг меня. Я вела дневник, записывала свои наблюдения.
Но, наверное, главное, почему я решила стать журналистом, — меня всегда угнетает явная несправедливость. Я хочу говорить о чужой боли, чтобы на нее обратили внимание. Журналистика для меня — общественный механизм, который может устранить социальную несправедливость и восстановить настоящую свободную политическую жизнь. Я не могу молчать, когда вижу или слышу, как кто-то страдает, когда кто-то кого-то насилует. Я хочу об этом говорить, чтобы было как можно меньше боли. Я хочу говорить. Поэтому я стала журналисткой.
Когда я сдала ЕГЭ и наступило лето 2021 года, долго думала, куда поступать. Рассматривала в основном московские вузы. В Питер не хотела, так как тяжело переношу петербургский климат. В приоритете у меня были РГГУ, МГУ, ВШЭ и РАНХиГС. Как запасной вариант я рассматривала Московский политех или РУДН. Туда меня были готовы принять сразу на бюджет без ДВИ благодаря моему портфолио. В Вышке мне не понравилось, как со мной говорили на вступительных. На собеседовании преподаватель слишком много язвил по поводу тех журналистов, чье творчество мне нравится. Я называла Катерину Гордееву, Елену Костюченко, Елену Милашину, Ольгу Боброву, говорила, что хочу работать в «Новой газете». Меня спрашивали, кого из представителей госСМИ я знаю. Конечно, я смогла назвать некоторых, но без того восхищения, с которым я говорила о журналистах «Новой газеты». Осадок от собеседования остался крайне неприятным. Некоторые мои знакомые проходили собеседование у других преподавателей. Большинству из них даже не задавали вопросов о государственных СМИ. По словам тех ребят, они намного больше говорили о собственном опыте, чем о теории журналистики.
О журфаке МГУ я слышала много негативных отзывов. Мол, там слишком много теории и мало практики. Сами вступительные испытания об этом говорят. Нужно было написать эссе на историческую тему и придумать вопросы реальным людям, как те относятся к тем или иным событиям. Я понимала, что хочу заниматься именно журналистикой, постоянно практиковаться, а не только читать учебники по истории. В РАНХиГС я долго не понимала, прохожу я на бюджет или нет. Но мне изначально нравился РГГУ. Я слышала, что в нем много практики, преподаватели — действующие журналисты ведущих СМИ, а директор Института массмедиа РГГУ — Николай Карлович Сванидзе. Поэтому когда мне позвонили из РГГУ и сказали, что я прохожу на бюджет, сразу отправила документы в этот вуз.
Действительно, с первых дней нас учили именно журналистике. 2 сентября, насколько я помню, перед нами выступил Сванидзе, поприветствовал первокурсников. Всю осень у нас были мастер-классы разных журналистов: Андрея Ванденко, Алексея Венедиктова, ведущих разных телеканалов, журналистов информационных агентств и газет. Я не пропускала ни дня. Мне тогда очень нравились занятия с одной из бывших ведущих программы «Вести», с нынешними шеф-редактором «Комсомольской правды» и спецкором ТАСС. Я с первого курса создала собственный YouTube-канал, публиковалась в разных СМИ и получала первые гонорары. Казалось, я научилась летать. Мечта сбылась: я стала журналистом.
У меня было много планов, мной даже заинтересовался один известный журналист в профессиональных кругах из ТАСС, я собиралась пойти на стажировку в «Новую газету», голова кружилась от счастья, но наступило 24 февраля 2022 года. Все планы рухнули.
24 февраля 2022 года началась война в Украине. Мы еще были на карантине. Поэтому поначалу жестких изменений в образовательном процессе не почувствовали. Пожалуй, только одно: в соцсетях нам не рекомендовали писать «Нет войне», но в самом начале никаких репрессий за это не было.
Среди моих одногруппников почти все были против, и сначала мы спокойно обсуждали, какой начался ад. Были и те, кто никак не высказывался. Был только один человек, который сказал, что Путину лучше знать, что делать. Я подумала, что он шутит. Но потом этот человек всерьез хотел пройти стажировку на RT.
В начале марта мы наконец-то стали учиться очно. При преподавателях старались прямо не обсуждать войну. Тогда особых конфликтов не было. С преподавателями мы почти никак не обсуждали боевые действия в Украине, не говорили о политике во втором семестре. Хотя в первом достаточно часто и свободно могли дискутировать о работе независимых и государственных СМИ.
Цензура вторгалась в мой вуз на журфак не сразу. Сначала на одном из предметов, на котором мы вели дневник новостей, нам сказали не выписывать новости, связанные с Украиной. При этом в марте мы даже писали рецензию на фильм «Fuck this job» о телеканале «Дождь». Тогда еще никто активно не использовал страшную аббревиатуру СВО. Мы свободно говорили война и считали, что нам очень повезло с вузом, так как Альфонс Шанявский основывал наш вуз как свободный университет, в котором могут учиться разные люди вне зависимости от их взглядов и социального статуса.
В марте 2022 все казалось как прежде. К тому же мы были счастливы выйти снова в вуз, перестать постоянно сидеть в зуме.
Но в апреле я начала ощущать цензуру со стороны администрации. Я активно участвовала во внеучебной деятельности. Многие мероприятия нам запрещали проводить из-за новой цензуры. Мы приглашали разных деятелей культуры, но вуз разрешал пускать только тех, кто поддерживает власть или не высказывается. У нас еще был дискуссионный клуб. Каждая тема проходила строгую цензуру.
Весной 2022 года все больше и больше СМИ закрывались (3 марта ликвидировали радиостанцию «Эхо Москвы» и телеканал «Дождь», 28 марта временно приостановила работу «Новая газета»), власти объявляли иноагентами все новых людей, блокировали соцсети. К тому же ввели запрет деятельности иностранных СМИ в РФ1. Когда многих журналистов уже признали иноагентами и когда нужно было защищать курсовые и дипломы, многие почувствовали давление уже и от журфака. Я знаю немало ребят, которые писали научные работы и даже дипломы, посвященные ныне признанными иноагентами изданиям и журналистам. Кто-то писал о контенте в TikTok и Instagram. Ребята начинали писать курсовые, когда все это еще было разрешено, а защищать им пришлось в совершенно других условиях. Нам едва ли не на каждом занятии наши преподаватели жаловались, что они не знают, что будут делать с выпускниками и как в 2022 году ребята будут защищать дипломы, посвященные изданиям-иноагентам. Я и сама писала свою первую курсовую о журналистах, которые сейчас признаны в России иноагентами. Но их объявили иноагентами, когда я уже сдала свою работу.
Мой первый курс начался осенью 2021 года, а закончился уже совсем в другую эпоху — летом 2022 года. Когда я пришла на второй курс, журфак показался мне уже совсем чужим местом. В группе многие стали поддерживать войну, преподаватель из «Комсомолки» говорил, что мы должны восхвалять наше государство в тяжелую минуту, поскольку мы журналисты. Хотя за некоторые практические советы я ему благодарна. На истории зарубежной журналистики, когда мы проходили «Ареопагитику» Джона Мильтона, нам прямо сказали «не проводить никаких параллелей с современностью».
Более того, на журфаке затеяли YouTube-проект «Время Истории», в рамках которого студенты и преподаватели рассказывают, насколько прекрасна история России. Первый выпуск опубликовали2 14 июня 2022 года под названием «Становление единого русского государства», но узнала я об этом проекте, когда уже началась учеба. Нам предлагали поучаствовать в нем, чтобы набрать баллы по некоторым предметам. На журфаке начался курс «Основы российской государственности», создали патриотический кружок. Меня несколько раз вызывали к декану за антивоенные посты в соцсетях. Когда я приходила к декану, она мне показывала скриншоты моих историй из Instagram, говорила, что ей надоело получать письма на почту с моими историями. Я не понимала, кто мог ей что-то скидывать. На мой вопрос, кто это отправил, мне отвечали, что не скажут.
Весной 2022 года начали сильно страдать и другие журфаки. Например, в конце мая-начале июля в Вышке были протесты против назначения Э. Мацкявичуса на должность директора Института массмедиа3. А уже в сентябре на главной лестнице журфака МГУ выступил один студент в майке с буквой «Z» и с флагами ЛНР и ДНР. Его стали осуждать другие студенты. Их отчислили. В конце 2022 года Николая Карловича Сванидзе уволили с поста директора Института массмедиа РГГУ. Вместо него поставили Владислава Пьеровича Флярковского.
Я с трудом продолжала заниматься внеучебной деятельностью в вузе. Я себя буквально насиловала, чтобы сохранить повышенную стипендию. Да и в целом, чтобы ходить в вуз. Я сменила группу, пыталась стажироваться в РБК, продолжать учиться. Но интерес к учебе в РГГУ полностью пропал. В новой группе я так и не нашла друзей. Несколько ребят активно поддерживали и поддерживают войну. Мне страшно и тошно находиться с ними в одной аудитории. У меня на фоне всего происходящего началась депрессия.
Параллельно с этим я училась в Медиашколе Свободного университета. Я видела, как отличается то, что дают в Медиашколе настоящие профессионалы, и то, чему пытаются якобы научить в РГГУ. Да, я ужасно устала от онлайн-образования, но получать знания от преподавателей Медиашколы я была рада в любом формате. Мы разбирали сложные этические вопросы, с которыми журналисты могут столкнуться на практике, а не просто зубрили этический кодекс, приобретали навыки фактчекинга, учились работать с OSINT, делать журналистские расследования, озвучивать видео без суфлера, импровизировать, искать героев, предлагать темы в разные редакции. Мы постоянно улучшали навыки интервьюирования, работы с информацией, цифровой безопасности и много чего еще. Несмотря на то, что в Медиашколе не было никаких официальных зачетов, в приоритете у меня было обучение именно там.
Тем временем в новостях все чаще появляются сообщения об отчислениях студентов по политическим причинам. Мы с друзьями обсуждаем, как уехать из России, так как преподаватели на некоторых журфаках говорят, что журналист — обслуживающий персонал государства, что журналисты должны «формировать правильную картину дня у аудитории». Правильную — значит ту, которая выгодна государству.
Страшно осознавать, что многие мои знакомые действительно стали так считать. В это время я подрабатывала куратором в онлайн-школе по подготовке к вступительным испытаниям на журфак. Почти каждый курс начинался с сочинения на тему «5 причин, почему я хочу стать журналистом». Летом 2023 года мне было больно эти сочинения читать. Все чаще ребята мне писали, что хотят стать журналистами, чтобы «поддерживать государство», «восхвалять историю нашей великой страны», «служить на благо Отечества», «бороться с влиянием Запада». Я не могла спокойно это читать и уволилась.
Наступила осень 2023 года. Начался 3-й курс. Я уже стала ходить на пары через раз. Учиться не хотелось совсем. На занятиях по тележурналистике нам запретили упоминать канал «Дождь», на занятиях по печатной журналистике — «Новую газету». Нам стали говорить, что НТВ «изменился в лучшую сторону после смены руководства в 2002 году». Я выполняла задания в вузе только ради места в общежитии.
На других журфаках было не лучше. В МГУ, как мне рассказывали студенты, чтобы защитить диплом на журфаке, нужно было хорошо знать, как устроены основные провластные СМИ, на госэкзаменах могли присутствовать журналисты из RT и РИА Новостей. В Вышке все первокурсники стали ужасно провластными. На мастер-классы журфаков стали приглашать журналистов только из федеральных СМИ. На нашем журфаке не раз проводили мастер-классы журналисты из Первого канала и RT. И в РГГУ в один прекрасный день пришел Александр Дугин.
А. Дугин и К. Малофеев создали в РГГУ Высшую политическую школу (ВПШ) имени Ивана Ильина, философа, который поддерживал фашизм 4. В РГГУ образовалась инициативная группа против ВПШ. Она требовала переименовать Высшую политическую школу, организовала петицию, чтобы добиться этого. Петиция собрала более 30 тысяч подписей. Ничего добиться не удалось. Только эту группу противников ВПШ едва не взяли под крыло представители КПРФ, может быть, потому что в здании на Миусской площади раньше находилась настоящая советская ВПШ — Высшая партийная школа при ЦК КПСС? При этом ректор РГГУ Александр Безбородов отрицал существование этой группы. «Украинская агентура работает какая-то в стране. И что, закрыть центр, как украинская агентура скажет? Студенты к этому никакого отношения не имеют, они у нас нормально работают, сейчас с проректорским корпусом будет развернута очень серьезная деятельность. Да еще и не такую ждали, от украинской агентуры любую реакцию можно ждать. Получили три подписи и закрыли центр? Вы знаете, что и 10 тысяч можно одним нажатием клика сделать. Подписи эти известны, подтверждены? Нет, и подтверждены быть не могут»,— он Газете.ru 5. Но в итоге ушел с поста ректора даже раньше, чем планировал 6. Вместо него поставили Андрея Логинова, бывшего министра юстиции7.
Я была рада видеть, что некоторые студенты не сдаются и отстаивают свои права вопреки всему. В инициативной группе были как сторонники, так и противники войны в Украине. Объединяло одно — беспокойство за РГГУ. Но напряжение все равно чувствовалось. Многие боялись высказываться, боялись, что их коснутся репрессии со стороны вуза. Но о войне многие боятся говорить еще больше: кажется, что донести могут уже и на своих. Хотя о каких своих я говорю? И потом донос это обычно и есть донос «на своих».
Мир разделился на СВОих и не СВОих. Я стала гораздо аккуратнее подбирать слова при знакомстве с новыми людьми, особенно при общении с преподавателями. С некоторыми удавалось откровенно поговорить. Тогда они признавались, что тоже против войны и в ужасе от того, что происходит, но сказать об этом открыто боятся, так как потеряют работу. А уехать может далеко не каждый из них.
Признаюсь: мне страшно. Очень. Я не знаю, что будет дальше с моим вузом и образованием, что будет с моей профессией, что будет со мной. Одно я знаю точно: я хочу быть журналистом. Настоящим и независимым журналистом.
DOI: 10.55167/6533217615e5