Война в Восточной Европе, первые выстрелы в которой произошли еще в 2014, а в полной мере разразилась она 24 февраля 2022, идет уже два с половиной года — дольше, чем, например, обе Балканские войны (1912–1913 гг.), предшествовавшие четырехлетней Первой мировой, приведшей, в свою очередь, к распаду Австро-Венгрии и Османской империи. Корреспондентом «Киевской мысли» на балканских войнах был Лев Троцкий. Его статьи и целый том из собрания сочинений, вышедший в 1926 году, в начале 1990-х были переизданы на английском и многое помогли понять о Балканах американцам и англичанам в ходе войны за югославское наследство.
И вот идет война за советское наследство. Последняя вооруженная свора, оставшаяся от СССР, — чекисты и причекищенные подпевалы и прилипалы — хотели бы приостановить распад Российской и советской империй, но напоролись на отчаянное сопротивление Украины и других государств, попавших в похожее положение, — бывших колоний по социалистическому лагерю.
За два с половиной года война приобрела новую динамику. Ошибочный расчет чекистов на быстрое падение украинского государства и переход всей Украины под контроль Кремля придал войне хаотичный характер. Кремлевские упыри не остановились, а начали упорствовать в ошибке, заставив свое население забыть об истории своей страны, забыть о человечности, заставив большинство своих подданных забыться в повседневности ради спасения от гибельных действий.
Те же люди, которые пугали дубинками и тюрьмой за выход на демонстрации против войны и путинского режима, теперь советуют гражданам РФ, где лучше спрятаться от падения беспилотников и как собирать тревожный чемоданчик на случай эвакуации. Вчера эти доктора предостерегали от простуды на сквозняке, сегодня они советуют иметь при себе гаджеты на случай, если окажешься под завалом после бомбардировки.
Но люди с отбитой волей и памятью уже не помнят первых предостережений. Им и Троцкого читать бесполезно: все эти географические названия и имена политических деятелей столетней давности уже не работают.
Может быть, сработает притча? Об этом думаю, прочитав прошедший пугающе не замеченным роман Йонатана Видгопа «Свидетельство»1.
Сначала я подумал, что это — перевод с английского. Так и было, кстати, написано в издательской справке НЛО, где он вышел два года спустя. Поскольку по-английски сейчас пишут главные книги нашего времени, я подумал, что тут и причина невнимания: слишком сложно для текущего русского читателя. Но нет, оказалось, что роман был написан по-русски в далеком уже 2018 году. Но написан на вырост. Его настоящие читатели, вероятно, только-только понаехали на Балканы и в Израиль, на Южный Кавказ и в Центральную Азию, — в те самые постимперские ареалы, где сто лет назад разворачивались главные события и нашей сегодняшней жизни.
Если бы мы были древними греками, мы бы сказали, что вот, оказывается, какие пророчества нам тогда прошептали оракулы. Итак, роман-притча «Свидетельство».
Его герой — писатель и еврей, которого гложет мысль, что он все никак не напишет — даже не главную, а единственную свою книгу. Вот они, его наблюдения, вот они, его глубокие и тонкие мысли, вот он, его литературный талант. Мы в нем убеждаемся на каждой странице описания того захолустного городка, в который писатель приезжает, чтобы, ни на что не отвлекаясь, писать свою книгу.
Городок где-то в Юго-Восточной Европе или на Балканах. Живут там в основном евреи, спрятавшиеся от остального мира с простой задачей жить, чтобы жить. Для этого надо постараться забыть обо всем, что было раньше. Сосредоточиться только на самом существенном, телесном, присущем человеку как таковому. В центре этой сущности — две вещи, доставляющие истинное, не отравленное рефлексией наслаждение: еда и выпивка, а также совокупление. Или все-таки совокупление, а также еда и выпивка. Правда, остается еще какая-то социальная динамика в промежутках между этими сущностями. И есть какая-то остаточная память о знании и об искусстве. Люди знания и искусства жили в городке совсем недавно, но погибли при странных обстоятельствах. Автор энциклопедии и хранитель архива после исчезновения последнего остался лежать завернутым в ковер, как куколка, главным экспонатом музея энциклопедии, от которой осталась только буква «алеф». Читать в городе никто не умеет, но какой-то странный инстинкт все-таки заставляет некоторых людей думать о музее и его единственном экспонате — ковре, в который завернут выдающийся сын города.
Второй человек рефлексивного мира, гибнущий при землетрясении, это художник, чьих творений никто никогда не видел. Точнее, никто не видел его главного гениального творения до самого момента гибели художника. Вот как описывает встречу с искусством Видгоп:
То, что поразило больше всего меня и соседей, и запоздавшего брандмейстера Эша с его командой инвалидов-пожарников, это — сохранившаяся в целости комната г-на Перла на втором этаже. Когда, наконец, бравый Эш, обвязавшись веревками, добрался до комнаты, когда самые любопытствующие из зевак тоже забрались туда по грудам щебня, они увидели то, над чем г-н Перл трудился так неустанно. Им открылось величие его творения. Произведением искусства его — была сама комната. Это казалось невероятным. Я, забравшийся вместе с ними, не мог в это поверить. Но, тем не менее, это было реальностью. Постепенно наши глаза свыклись с увиденным и стали различать детали изображённого.
С немыслимой, сверхъестественной, почти маниакальной тщательностью, на стенах комнаты были изображены стены, на потолке нарисован потолок, а на полу выписан со всеми подробностями, с мельчайшими трещинами и щелями — пол комнаты. Даже на единственном кривом трехногом столе с удивительным мастерством и точностью был нарисован кривой трехногий стол. Даже мусорное ведро было разрисовано так, что ничем, ну буквально ничем не отличалось от своего первоначального вида. Краски были подобраны с изумительной тщательностью и реализмом. Даже труп мыши, похороненный в старом посылочном ящике, имел цвет настоящего трупа. Нечего говорить и о самом ящике, на котором почтовая печать и подпись на бланке, были воспроизведены с такой аккуратностью, что почтовый служащий, затесавшийся в толпу зевак, вскрикнул от удивления, узнав свою руку.
Господин Перл был воистину гениальным художником: его нарисованная комната была абсолютно точной копией комнаты настоящей. Он не забыл даже лампочку, одиноко висящую на длинном грязном шнуре, покрасить в тот полупрозрачный водянистый цвет, что присущ всем этим старым подслеповатым лампам. Ну, конечно же, и шнур, под кистью гениального мастера, приобрёл свой грязный естественный цвет, свойственный ему до того, как он стал произведением искусства. Более в комнате ничего не было… Всё это страшно удивило нас. Мы ничего не могли понять.
И вот, именно сейчас, после разговора с соседом, я наконец, сообразил, чем был занят тогда г-н Перл. Он ничего не хотел забывать… Изо всех сил он боролся с беспамятством. Г-н Перл был истинным диссидентом. Пока весь город учился впадать в забытье, он один воевал с амнезией. Но беспамятство победило его. И он, создав гениальную копию своей комнаты, забыл сделать последний штрих, произвести последнее своё творение — он забыл нарисовать себя.
Мы все тогда, пожарники и зеваки, ошарашенно и восхищённо оглядывая нарисованную комнату, с изумлением не нашли в ней г-на Перла. Ему не удалось уцелеть. Он исчез вместе с патлатой бородкой и замазанной красками блузой, исчез, как исчезли все стены, крыша и перекрытия этого несчастного дома.
Многоплановый роман-притча Видгопа обращен к людям пост-гутенберговской эпохи. К людям, которые разучились помнить, которые живут в мире, где идет война, но пытаются убаюкать себя когда-то услышанными фигурами речи («нет ничего нового под солнцем», «история нас рассудит»). На самом деле, каждый день случается что-то новое. Но чтобы увидеть и понять эту новизну, нужно помнить о других войнах, перечитывать чужой опыт, заново приобретая его как свой собственный. Этот опыт будет извлечен, его все равно придется осваивать оставшимся.
Первый раз я прочитал роман Видгопа месяца за два до начала нынешней войны. В памяти засела заноза: сколько таких беспамятных людей встречал я каждый день и в Европе, и в Израиле, и в Эрэфии. Некоторые считали заповедь «жить сегодняшним днем» универсальной отмычкой. Я встречал евреев, приехавших в Германию как «контингентные беженцы» и с вздохом облегчения забывших о своем еврействе после получения немецкого паспорта, я встречал русских, приземлившихся на Балканах и с облегчением забывших о грехах своей колониальной империи после того, как нашли приют на руинах бывшей империи Османской, я встречал москвичей, которые так прочно забыли свой поздний советский век, что не узнают его возвращения в свою повседневность, я встречал израильтян, которые знают, что живут без сухопутного и морского коридора к большой земле, но все-таки всякий раз возвращаются домой, в землю обетованную, по воздуху и стараются не думать о прошлом.
А роман Видгопа — это еще и эротическая притча. Одним, чтобы забыться, нужно надраться. Другим, чтобы забыться, нужно отодрать кого-то или быть отодранными самим. Я не эпатирую читателя — я только со всей возможной точностью воспроизвожу дискурс романа. Сладострастие, как и немного питейное забытье, которое помогает жителям городка утешиться, когда ослабевает их похоть, заполняет существование человека, если тот не может справиться с насущными задачами умственной работы, завещанной фрейдами, троцкими или эйнштейнами. Человека, которому злые внешние силы не разрешают в полной мере воспользоваться собственным умом или даже только его остатками, и охватывает питейно-эротический жар.
Было бы неверно думать, что само бегство человека из очага войны освобождает его от внутреннего опустошения и беспамятства. Не раз и не два я наблюдал в последние годы, как некоторые люди, очутившиеся в добровольном изгнании, стоит им съехаться группой в такую же глушь, как воображаемый балканский городок Видгопа, решают подручными средствами, смешав красное и белое или, как сказал бы Аристофан, алую кровь Диониса с белесой малафьей Приапа, оторваться и забыться. Почему из этого ничего путного не получается? Потому что слишком мало времени, да и книга, которую они должны были написать сами, будет присвоена и написана кем-то другим. Вот и книгу, вылетевшую из головы его героя, успел перехватить Йонатан Видгоп. Она адресована всякому, кто еще надеется, что беспамятство — годное лекарство от реальности.
DOI: 10.55167/8646d9c59856