Национальный исследовательский университет — Высшая школа экономики (НИУ ВШЭ), который Владимир Гельман недавно описал1 как пример неудачной истории авторитарной модернизации, является одним из примеров авторитарных реформ, осуществленных в начале 1990-х годов. Заранее выведенный из из общей системы высшего образования, университет был создан как специальный проект с обеспечением серьезного финансирования зарплат преподавателей на вполне европейском уровне, в сильном контрасте с обычными для России академическими окладами. Благодаря активному участию в подготовке стратегических государственных проектов, этот университет имел особую защиту и специальную автономию. Можно согласиться с В. Гельманом, что этот высокий уровень автономии, эффективное руководство ректора Ю. Кузьминова и постоянная поддержка сверху обеспечили прогрессивное и заметное развитие ВШЭ, сделали его узнаваемым не только в России, но и за рубежом. В результате НИУ ВШЭ достигло 305 места в мировом рейтинге университетов QS, а факультет «Социальные науки и управление» входит в топ-50 этого рейтинга.
Однако эти достижения не могли бы быть достигнуты без особого режима академической автономии и академических свобод. Действительно, НИУ ВШЭ можно признать одним из свободных и наиболее независимых государственных образовательных учреждений, в основном из-за особых отношений с государством и серьезной интернационализации в своей работе. Руководство университета заявляло, что НИУ ВШЭ «стремится стать полноправным участником международного академического пространства… это возможно только если основной ресурс университета — его люди, преподаватели, исследователи и студенты, видят себя частью международной академической общности».
Членство в международной академической общности означает, в том числе, и разделение принципов академических прав и свобод. Основатель и ректор НИУ ВШЭ Ярослав Кузьминов касался к академической свободе в своей статье 2007 года, где он заявил, что «атмосфера академической свободы ценна, потому что она позволяет создать комфортные условия для людей творческого труда». Интересно, что в этой работе определение академической свободы было довольно узким и в основном определялось как часть соглашения между университетской властью и преподавателями. Не менее показательно то, что в недавно вышедшей монографии Я. Кузьминова и М. Юдкевич темам академической свободы, политическому давлению на университет и противоречию между руководством и профессурой, серьезно возросшему с 2007 года, никакого внимания не уделено2.
Однако уже в 2009 году такие примеры давления были налицо — и тогда университет с ними справлялся. В 2009 году заместитель начальника Главного внутреннего управления московской полиции обратился в своем письме к ректору Кузьминову, требуя исключить студентов, задержанных во время протестов в декабре 2008 года. В частности, генерал Иванов рекомендовал «рассмотреть вопрос об устранении факторов, способствующих правонарушениям, а также обратить внимание на вопрос о целесообразности продолжения обучения этих студентов в НИУ ВШЭ». Ректор Кузьминов тогда ответил, что университет не будет преследовать студентов за их политическую активность. Та же позиция была им повторена десять лет спустя, но в другом политическом контексте. В 2013 году он даже пригласил Алексея Навального, известного критика Кремля, принять участие в открытых дебатах в НИУ ВШЭ.
Однако поворот в сторону консерватизма в российской политике отразился и на российской науке и образовании. До 2014 года университет, который находился в расцвете и обвинялся критиками в «либерализме», активно интегрировался в зарубежные научные сети и программы, имея академическую свободу, несравненную с другими российскими университетами, и работад в высокой степени на основе самоуправления.
Еще в 2013 году ректор Кузьминов высказывал мнение, что «в Вышке есть представители разных политических взглядов… но собственно политической деятельностью они занимаются вне стен университета»3. Именно потому в стенах НИУ ВШЭ спокойно сосуществовали преподаватели и студенты очень разных политических взглядов; больше того, они спокойно высказывались за пределами вуза по самому широкому спектру вопросов политики, социума и культуры.
После 2014 г. НИУ ВШЭ начал испытывать серьезное давление, в первую очередь, связанное с последствием созданного внутри него «либерального режима» — то есть, академической свободой слова учителей и студентов. Изменение политического климата повлияло на соглашение между властью и университетом напрямую. Активное политическое участие Кузьминова в политической жизни — его участие в Государственной думе с 2014 по 2019 год — было нарушением его собственных принципов разделения между университетом и политической жизнью. Несколько политических конфликтов в НИУ ВШЭ продемонстрировали глубокое несогласие между руководством университета, студентами и преподавателями.
В частности, встал вопрос об общественных высказываниях преподавателей и студентов.
Прежде всего, случай профессора Гасана Гусейнова, который на своей странице в Фейсбуке критически обозначил состояние русского общественного языка как «клоачного» и тут же угодил4 под обвинения в «русофобии» и немедленно получил предложение от этической комиссии НИУ ВШЭ «извиниться» — правда, не очень было ясно, перед кем и за что. Отчасти пояснил это ректор НИУ ВШЭ Кузьминов, который в своем посте5 упрекнул профессора в том, что он не заботиться о репутации своих коллег, а также в неверном поведении в публичном пространстве, где нужно стараться, по мнению ректора, «не обидеть других людей» «неоднозначными толкованиями». В ответ Комитет по академической свободе Ассоциация славистических, восточноевропейских и евразийских исследований послал ректору Кузьминову письмо, рекомендация комиссии по этике Ученого совета НИУ ВШЭ — отозвать свой комментарий и извиниться — была впрямую названа6 «прямым ущемлением академической свободы преподавателя и исследователя».
Показательным было то, что в аналогичной ситуации, когда другой профессор НИУ ВШЭ, Олег Матвейчев призвал «уничтожать либералов хирургическим путем»7, комиссия по этике НИУ ВШЭ также сочла такой пост «неприемлемым», однако извиниться профессора не призывала.
Другим примером было дело8 студента-политолога Егора Жукова, который был обвинен в экстремизме на основании своих выступлений в Youtube. В тот момент в университете еще существовало политическое многообразие: это показала9 реакция внутри самого университета на дело против студента — от безусловной поддержки до критики «несуществующих политических репрессий». Наконец, дело о лишении10 журнала «DOXA» статуса студенческой организации якобы за действия, «порочащие репутацию вуза», также, по-видимому, повлияло на то, чтобы внести в правила новые серьезные ограничения на публичные высказывания студентов и преподавателей. В НИУ ВШЭ были изменены правила академической этики: например, в них было внесено положение об обязанности студентов и преподавателей «исключить аффилиацию с университетом в случае участия в политической или иной деятельности, вызывающей существенные разногласия в обществе»; исключение при этом было сделано для «экспертной и аналитической позиции». При этом в поправках еще и содержалось требование «не совершать действий, наносящих ущерб деловой репутации университета, его работников и обучающихся».
Конечно, руководство НИУ ВШЭ тогда настаивало, что подобные поправки «не являются нарушением академической свободы и актом цензуры» и что в целом «такие же положения есть в целом ряде университетов» в демократических странах, в частности, в США. Не нашел в поправках нарушений свободы слова и глава Совета по правам человека Валерий Фадеев11.
Критика же этих поправок, наиболее полно представленная12 в заключении профсоюза «Университетская солидарность», обращала внимание на то, что требования высказываться по общественно важным вопросам в установленном администрацией ВШЭ порядке не только нарушает базовый принцип академической свободы слова, но и препятствует работе независимых профсоюзов.
Эти поправки, по мнению юристов «Университетской солидарности», «демонстрируют высокий уровень правовой неопределенности», поскольку совершенно неясно, как понимать, какие вопросы «носят существенные разногласия», и каким образом установить, в правильной ли находится работник «аналитической или экспертной позиции», чтобы по ним высказываться.
Однако после серьезной общественной кампании руководство НИУ ВШЭ существенно смягчило первоначальный набор ограничений. Согласно вступившим в силу правилам, выступать без разрешения можно, но в таких выступлениях «по спорным вопросам» необходимо либо воздерживаться от аффилиации с университетом, либо размещать уведомление, что позиция является исключительно личной позицией и не претендует на выражение позиции Высшей школы экономики.
Фактически введенная поправка ничего не поменяла в положении преподавателей и студентов. Более 5 тыс. подписавших протест против поправок были заклеймены как «изгои», а критикующим поправки предложено подумать о переходе в «негосударственные вузы»13. Тогдашний проректор Валерия Касамара объясняла это так: «Если вы выбрали государственный вуз при правительстве РФ, то надо отдавать себе отчет, что есть учредитель, определяющий цель и задачи».
Очевидная усилившаяся зависимость таких «карманов эффективности», как НИУ ВШЭ, от государственной власти, которая стремительно изменялась в сторону «диктатуры страха» (по терминологии Д. Трейсмана и С. Гуриева), была причиной не только введения фактического режима цензуры в НИУ ВШЭ, но и увольнения научных сотрудников, которые так или иначе комментировали цензурные запреты (дело Г. Гусейнова, дело «DOXA») и так или иначе вступали с руководством в конфликт по поводу ограничения академической свободы в НИУ ВШЭ.
Показательным при этом было то, что и критиков цензурных запретов поддерживали далеко не все. В другой истории, связанной с так называемым «оправданием терроризма», явно по заказу руководства НИУ ВШЭ ряд научных работников университета написали текст «О недопустимости оправдания терроризма»14, в котором, в частности, утверждали, что академической этика якобы «не допускает легковесных публичных суждений на морально значимые темы». Фактически весь текст являлся апологией цензуры и самоцензуры в отношении «морально значимых тем». В ответ другие авторы, включая тех, кто работал в НИУ ВШЭ (и автора настоящего текста), написали другой15, в котором проанализировали текст коллег с весьма критических позиций, защищая академическую свободу слова: «Требование предварять научные обсуждения причин терроризма каким-то не существующим в мире „однозначным определением” терроризма как „не имеющего оправданий зла” — это не только прямое требование ограничения свободы слова, но и еще покушение на принципы академической свободы».
Безусловно, при этом достижения и достоинства НИУ ВШЭ одного из лидеров реформ высшего образования были довольно заметны, даже несмотря на явно выросший уровень административного контроля. Правда, и достоинства эти оценивались сотрудниками Вышки по-разному. Так, профессор Г. Гусейнов в своей статье в «Новой газете» довольно резко охарактеризовал Вышку как место, где профессора стали соучастниками создания несправедливой системы, а сам университет в целом был «иллюзией и витриной для Запада». По мысли профессора Гусейнова, эта система обеспечивалась неоправданно высокими зарплатами (автор называет их уголовным термином «грев» — недопустимые внутренним тюремным распорядком вещи и продукты питания) и в целом посчитал этот опыт крахом: «хрустальная мечта разгромлена»16. В отличие от него, другой профессор похожего университета, РАНХГНиС, Евгений Рощин, в своем тексте не соглашается такой общей оценкой реформ высшего образования, утверждая, что «небольшой институциональный эффект от этих проектов в Академии будет еще какое-то время ощущаться. Как будет повод гордиться и нашими выпускниками».
Однако уже к 2020 году начались первые увольнения, которые иначе чем политическим мотивом объяснить было нельзя. Были уволены (формально — не продлены контракты) авторитетным ученым — социологу Элла Панеях и политологу Александру Кыневу, была уволена — за критику решений руководства — руководитель программы «Культурология» Ольга Рогинская. Затем — в результате сокращений — пострадала вся кафедра философии, на которой было сокращено сразу несколько преподавателей.
Показательно, что, по мнению покинувшего Вышку позже философа Виктора Горбатова, «в „черный список” ВШЭ попали преподаватели, которые подписывали открытые письма в поддержку политзаключенных и профессора Гасана Гусейнова». Сам Гусейнов цитировал руководителя Школы филологических наук Евгения Казарцева, который впрямую сказал, что «руководство поставило перед ним задачу очистить школу от тех, кто вредит репутации ВШЭ и, как он выразился, „ведет политическую пропаганду в соцсетях”»17. Собственно, в качестве таковых были уволены филологи Илья Кукулин и Мария Майофис, а также философ и политолог Кирилл Мартынов и философ Виктор Горбатов.
Однако особенно ярким было уничтожение кафедры конституционного права в НИУ ВШЭ, что было совершенно очевидной местью за публичную критику так называемых «поправок в Конституцию», осуществленных путинским режимом в 2020 г. Были уволены четыре преподавателя18 — Елена Лукьянова, Ирина Алебастрова, Елена Глушко, Андрей Щербович, а руководитель кафедры был переведен на позицию профессора-исследователя. Фактически, вся кафедра пострадала за то, что анализировала и критиковала антиконституционный характер предложенных в Конституцию поправок19.
Наиболее удобным инструментом для увольнения тех, кто, как правило, составлял наиболее квалифицированные и признанные на международном уровене кадры НИУ ВШЭ, стали краткосрочные контракты20. Как показывало исследование вузов еще в 2020 г, до 20% всех контрактов — годовые. Кроме того, фактически критерии заключения и продления договора остаются на усмотрение руководства вуза, что делает преподавателей заложниками начальства. Одновременно удобно и легко увольнять преподавателей не за политическую позицию, и даже не за «нарушение корпоративной этики», а попросту не продлевать контракты на совершенно произвольных основаниях. Российские же суды, не задумываясь, оставляют этот вопрос на совесть работодателя21, а спорные вопросы отказывается рассматривать и Констиционный суд22, куда обратились уволенные из НИУ ВШЭ Елена Лукьянова и Сергей Гурьянов. Как резюмировал юрист Института права и публичной политики Иван Брикульский «университетская автономия трактуется как абсолютная власть администрации перед преподавателями и учеными. И эта абсолютная власть полностью нивелирует конституционные гарантии свободы научного творчества и свободы преподавания»23. Некоторые из бывших преподавателей НИУ ВШЭ в поисках свободы академического творчества создали «Свободный университет».
Уход Ярослава Кузьминова, одного из основателей НИУ ВШЭ, который возглавлял университет в течение 28 лет, вызвал множество спекуляций о его мотивах, и ряд СМИ предположили, что этот шаг Кузьминов сделал в результате нежелания или неспособности идти на всё более тяжелые компромиссы с путинским режимом, который явно требовал более радикальных мер в отношении критиков и независимых ученых в НИУ ВШЭ. Отставка Я. Кузьминова с переходом его на позицию научного руководителя в 2021 г. и приход нового ректора, по некоторым данным, прямо посланного, чтобы «зачистить гнездо либерастов», продолжил картину разрушения университета, созданного, по печальной иронии, самим Я. Кузьминовым.
Уже в январе 2023 г. автор настоящего текста был «не рекомендован» для продления контракта. Несмотря на протесты и открытое письмо Ученому совету с рассказом о серьезных нарушениях в процедуре обсуждения кандидатуры, отстоять позицию не удалось. Одновременно — и издевательски — поскольку автор был ключевым лектором в программе «Права человека», это трек был закрыт24, как и вся магистерская программа «Публичная политика и права человека». Заведующая кафедрой публичной политики, многолетний профессор НИУ ВШЭ Нина Беляева, уволилась в знак протеста.
Начало войны ознаменовалось не только тем, что ректор Анисимов — без всякого, заметим, одобрения Ученого совета — подписал позорное письмо ректоров, открыто поддержавших «трудное решение» о начале открытой военной агрессии против Украины. Довольно быстро стало ясным, что в этой ситуации не только те, кто критикует государство или руководство НИУ ВШЭ, но и просто выражающие открыто антивоенную позицию, не могут оставаться сотрудниками НИУ ВШЭ. Ряд сотрудников были уволены именно потому, что, по мнению руководства, допустили «неэтичные высказывания» социальных сетях. Таким же образом, как и раньше, были использованы Комиссии по академической этике. В Пермском филиале была уволена Динара Гагарина, которая открыто высказывалась против войны; немедленно была закрыта и магистерская программа по digital humanities, которая была создана и открыта только что самой Динарой Гагариной25.
Другой известной жертвой стал Илья Инишев, который был уволен также за «аморальный поступок», который выразился якобы в использовании нецензурной лексики на его странице в Фейсбуке (запись была посвящена протесту против войны). Интересно, что в подписании служебной записки, на основании которой было произведено увольнение, участвовал сооснователь популярного паблика «Страдариум» Олег Воскобойников, который долгое время продолжал оставаться преподавателем НИУ ВШЭ, несмотря на прямой запрет для остальных преподавать онлайн.
Еще одной жертвой стал профессор Олег Лекманов, который вышел на антивоенный митинг и был так поспешно уволен, что его страницу удалили из сайта университета еще до окончания им своего курса [62{#footnote-113-backlink ._idFootnoteLink ._idGenColorInherit}].
Руководство вуза сразу после начала войны стало активно выяснять, кто находится за границей, и требовать ухода по собственному желанию или перевода на ГПХ. Бывший профессор НИУ ВШЭ Константин Сонин, также потерявший работу вскоре после начала войны, полагает, что вуз потерял не менее ста пятидесяти сотрудников; при этом многие лаборатории и проекты попросту были обезглавлены или потеряли в научном весе. Например, Институт гуманитарных историко-теоретических исследований им. А. В. Полетаева потерял более половины сотрудников, а также статус международной лаборатории, что уже сказалось на его активности и финансировании внутри университета.
Наконец, НИУ ВШЭ стал впрямую применять репрессивные законы, направленные, в частности, против ЛГБТ-сообщества, для цензуры в научных библиотеках. После принятия соответствующего закона юристы университета выпустили памятку для научных библиотек, согласно которой лучше всего попросту удалять все книги, так или иначе «связанные с ЛГБТ» [63{#footnote-112-backlink ._idFootnoteLink ._idGenColorInherit}]. Фактически речь идет о прямом запрете на упоминание всего сообщества в научной литературе, предлагаемой исследователям и студентам в библиотеках НИУ ВШЭ. Одновременно памятка настаивала на том, что «информационные материалы иноагентов» также необходимо удалить.
Все это не может не влиять на практики цензуры и самоцензуры: множатся истории о том, какие темы впрямую нельзя исследовать, какие темы лучще «изменить». В одном из региональных кампусов НИУ ВШЭ студенту запретили исследовать Ханну Арендт и происхождение тоталитаризма после того, как научный руководитель получил прямое указание «сменить тему».
Таким образом, начало войны только усилило те процессы, которые происходили в НИУ ВШЭ и раньше — прежде всего, давление на оппонентов при помощи «этических комитетов», а также увольнение при помощи «эффективных контрактов». Наличие идеологического давления и прямой цензуры предсказуемо привело и уже приводит к серьезной деградации некогда успешного образовательного проекта.
История НИУ ВШЭ показывает, что «островки эффективности», создаваемые авторитарными режимами, как правило, при наличии влиятельного патрона, нельзя считать полностью независимыми от политического контекста. Эти проекты не только зависимы от судьбы патрона, но и в значительной степени подвержены негативному воздействию изменяющегося политического контекста. Усиление авторитарных тенденций после присоединения Крыма сузило автономию университета, который когда-то считался символом либерализма, и выявило противоречия авторитарной модели модернизации. Если академическая свобода и автономия университета являются основой определения эффективности в секторе высшего образования и научных исследований, то НИУ ВШЭ больше не может рассматриваться как «островок эффективности». Действительно, как подытожила бывший профессор НИУ ВШЭ Елена Памфилова (используя немного другую терминологию): «Есть такое понятие — „Island of intergrity” — в теории, даже в самых коррумпированных режимах, можно построить остров, свободный от коррупции и нечестности. Но никто не смог этого сделать — все пытаются, есть эксперименты, методы. Но в конце концов, окружающая среда все равно начинает пожирать берега этого острова». По-видимому, режим, который создал действительно успешный образовательный проект — НИУ ВШЭ, — сам будет причиной его исчезновения.
Кандидат исторических наук, профессор Свободного университета
DOI: 10.55167/ba5e2b671de8